Ковалев иван александрович капитан 1 ранга. Ковалев эрик александрович

C евастопольская Голландия

ЧАСТЬ 29

Командир ПЛА "К-23"и "К-305" капитан 1 ранга Бондаренко Виктор Константинович (продолжение)

О КОМАНДИРАХ

Не могу не сказать несколько добрых слов о моих боевых друзьях – командирах. В своё время на Тихоокеанском флоте было два крылатых выражения: «командир – главное лицо на флоте» и «мичманы – золотой фонд флота». Выражения – то хорошие, а отношение к этим людям далеки были от хороших.

Несмотря на разницу в возрасте, от одного до семи лет, отношения между нами были не просто служебными, но и дружескими. Я уже писал, что среди подводников нет такого чинопочитания как в сухопутных войсках или среди надводников. Всегда можно было обратиться к старшему товарищу за советом или с какой-то просьбой и никогда не получишь отказ. УРЕЗЧЕНКО Виктор Семёнович на подводной лодке пректа 671 «К-469»совершил переход южным морским путём – через Атлантический, Индийский и Тихий океаны - с Северного флота на Тихоокеанский. ХОРОВЕНКОВ Валерий Евгеньевич и КАСПЕР-ЮСТ Дмитрий Сергеевич служили на подводных лодках этого же проекта. Это были моряки от бога, к сожалению, они уже ушли из жизни. Дмитрий Сергеевич длительное время был начальником учебного центра по подготовке индийских подводников.
В период 1981 – 1983 годов три подводные лодки проекта 671 РТМ – «К-255» УШАКОВА В.В., «К-218» под командованием капитана 2 ранга АВДЕЙЧИКА Ю.П и «К-324» под командованием капитана 2 ранга ТЕРЁХИНА В.А. из состава 45 дивизии совершили переход северным морским путём на Северный флот и вошли в состав 33 дивизии подводных лодок. В последующем капитан 1 ранга УШАКОВ служил в Управлении боевой подготовки СФ, капитан 1 ранга ТЕРЁХИН закончил службу заместителем начальника Высшего военно-морского училища во Владивостоке.
САРАНЧИН Валерий Иванович продолжал службу в учебном центре у КАСПЕР-ЮСТА. Капитан 1 ранга КАПШУК В.П . был назначен заместителем командира дивизии, но вскоре был назначен старшим преподавателем в учебный центр города Сосновый бор, БАБУШКИН перевёлся в учебный центр города Обнинска. Также быстро ушёл и КОНДРИКОВ П.И. До назначения командирами атомных подводных лодок КАПШУК, КОНДРИКОВ, ТЕРЁХИН, УШАКОВ были командирами дизельных подводных лодок.
Капитан 2 ранга ЦАРЁВ Владимир Николаевич по первичному образованию был химиком. За всю историю ВМФ СССР, по моему, было всего три командира атомных подводных лодок из химиков. За серьёзные упущения по службе он был снят с должности и назначен на береговую должность. Во время серьёзной аварии в бухте Чажма с атомной подводной лодкой «К-431» ЦАРЁВ В.Н ., будучи заместителем командующего четвёртой флотилии по тылу, принял непосредственное участие в ликвидации последствий аварии Здесь ему пригодились знания корабельного химика Он был награждён орденом «Красная звезда», получил звание «контр-адмирал». Вот такие перипитии бывают в воинской службе – «то борода длинная, то рубашка короткая».
ЗАХАРЕНКО М.Г . я впервые увидел в 1979 году, он был капитан-лейтенантом помощником командира на головной подводной лодке «К-247» 671РТМ проекта у капитана 1 ранга ХОМЯКОВА Ю.И. Стал адмиралом, заместителем Главнокомандующего ВМФ России.
Наиболее доверительные отношения у меня сложились с ПОЗДНЯКОВЫМ А.А . и РЫБАЛКО В.И. Бывало, мы не виделись по девять месяце в году. В то время было не принято производить разборы боевых служб с привлечением командиров других подводных лодок – каждый варился в собственном соку. К чему была такая секретность непонятно, если нам не доверяли, то почему доверяли ядерное оружие. В общем, бардак. Поэтому мы сами обменивались опытом как могли. Как-то зимой, я был без корабля, по флоту объявили аварийную тревогу – в назначенное время не вышла на связь подводная лодка «К-507» под командованием капитана 1 ранга ПОЗДНЯКОВА А.А.. Меня назначили командиром аварийной партии и начали подготовку к выходу в район действия подводной лодки. В это время американские амфибийные силы проводили учение по высадке десанта на один из Алеутских островов. С разведывательными целями туда была отправлена подводная лодка ПОЗДНЯКОВА. Только начали посадку на ледокол как поступила команда «отставить». К возвращению подводной лодки в базу на флотилию прибыла комиссия штаба флота для разбора происшествия во главе с заместителем командующего флотом вице-адмиралом ЯСАКОВЫМ Н.Я. C приходом корабля в базу выяснилось следующее. Закончив работу в районе, подводная лодка получила приказание следовать в базу назначенным маршрутом. При всплытии на очередной сеанс связи в адрес подводной лодки поступило новое радио с изменением маршрута. Наверху был свирепый шторм. Радио было принято без искажений и, дабы не подвергать корабль излишнему воздействию шторма, командир погрузился. Дело в том, что все выдвижные устройства кроме перископа и одной радиоантенны имеют щиты, а в кормовой части рубки – щиты на ряд выдвижных. В закрытом положении обводы корпуса рубки как бы «зализаны», при поднятых выдвижных щиты стоят вертикально и при сильной волне их может погнуть, оторвать или заклинить. Тогда дело табак – нужно всплывать и устранять неисправность. Командир в той обстановке действовал совершенно правильно. Оказалось, что в этом радио по вине передающего центра была пропущена фраза «ясность подтвердить». Эта фраза былав том же радио, но переданному по другому каналу, который командир не стал принимать. Комиссия ничего не нашла за что можно было наказать личный состав, но командир от ЯСАКОВА Н.Я. получил строгий выговор. На вопрос командира «за что?», получил ответ: «чтоб задница крепче была». – такова жизнь «военных мышей». В 1985 году Анатолий Алексеевич был назначен старшим офицером в один из отделов Управления боевой подготовки (УБП) ВМФ в Москву.
Со щитами выдвижных в 1984 году у меня произошёл неприятный случай. На возвращении с боевой службы, на одном из сеансов связи, произошло рассогласование сигналов опускания выдвижных и закрытия щитов, т.е. выдвижное ещё не опущено, а щит одного борта начинает закрываться. Пришлось подвсплывать, благо океан был спокоен, снимать большие щиты и принайтовывать их в ограждении рубки.
РЫБАЛКО Валерий Иванович – пахарь моря – в 90-х годах у него была кличка «пятнадцатилетний капитан» - пятнадцать лет в должности командира атомохода. В 1991 году я был на Камчатке в командировке, а он собирался на очередную боевую службу. Я ему предложил дать согласие на перевод в учебный центр после возвращения с боевой службы. Перед убытием в командировку с начальником учебного центра капитаном 1 ранга ЗОЛОТАРЁВЫМ Евгением Николаевичем, вопрос о назначении в УЦ РЫБАЛКО был согласован. Но ему контр-адмирал ЕРЁМЕНКО А.П ., убывая в г. Ленинград на должность начальника 6 ВОК ВМФ, пообещал забрать его к себе. Пообещал и забыл. А РЫБАЛКО ждал, веря в адмиральское слово. В 1996 году он уволился с военной службы и остался на Камчатке. Работал старпомом на плавкране. А дальше я перескажу то, что мне рассказали камчадалы. Валерий Иванович обнаружил, что механики плавкрана приторговывают топливом. Он их предупредил, что если это будет продолжаться и дальше он примет меры. Как итог они его убили, причём дело было обставлено так, что якобы пьяным упал с трапа и утонул. Тело искали долго. Но дело было спущено на тормозах. Насколько это было так не мне судить, но факт есть факт - человека не стало. Вот, иногда, чего стоит данное начальником слово. Исполни ЕРЁМЕНКО своё обещание и всё могло бы быть по - другому.
Дабы окончательно закрыть вопрос с плавсоставом хочу обратить внимание командиров подводных лодок, если они прочтут этот «опус» на один вопрос. Я заядлый курильщик, но на подводной лодке никогда не курил. Не курит командир – значит, никто не курит. Курилку оборудовать не стал. На больших кораблях она предусмотрена, а на этом проекте нет – не было места. Узнать, что кто-то курит на подводной лодке узнать не трудно - система вентиляции мгновенно разнесёт запах табачного дыма по всему кораблю. Для подводника самое страшное это пожар, казалось бы парадокс, но это так. Правда, у меня был случай, когда закурил старшина 2 статьи. Его привёз на корабль командир дивизии за 15 минут до отхода от пирса. У моего штатного шифровальщика выходил срок службы за время плавания и его заменили на молодого, только что прибывшего из учебного отряда. Никто его не инструктировал, вокруг железо и он посчитал, что можно курить. Разобрались. В категоричной форме запретил пользоваться на боевых постах чайниками, кипятильниками и т.п. приборами. Может быть, поэтому за мою службу командиром корабля не было ни одного возгорания. Как бы там ни было, но судьба была благосклонна ко мне, за что ей спасибо.

Думаю, что настало время немного рассказать о свое семье. На фотографии 1974 года наша семья.

Слева направо мой отец Константин Алексеевич, моя дочь Таня, мама Анна Антоновна, брат Константин, моя жена Нина Адамовна я, моя сестра Татьяна, сын Сергей
Отец родом из Донецкой области. Он прошёл компанию по освобождении западной Украины и Белоруссии, советско-финскую войну. Во время Великой отечественной войны был при шофёром штабе Юго-Западного фронта, возил артиллерийского генерала ВОЛКОТРУБЕНКО . Когда фронт попал в окружение водители штаба фронта получили приказание своими силами выходить к своим. Передвигались ночами. За две недели дважды попадали к немцам, дважды бежали, а на третий раз схватили, посадили в вагон и отправили в Германию. Отец остался жив лишь только потому, что он попал в лагерь для людей вывезенных в Германию для работы.
Мама, родом из Винницкой области, осенью 1942 года тоже была угнана в Германию и попала в тот же лагерь. Работали в основном на полях бауэров, зимой на вентиляторной фабрике городка Оэльде, недалеко от города Ганновер. Там их и свела судьба. Родители об этом периоде рассказывали редко и всегда со слезами на глазах. Я помню как мы ходили семьёй смотреть фильм «Живые и мёртвые». Отец плакал навзрыд и не только он. Админимстрация кинотеатра была вынуждена сделать пятнадцатиминутный перерыв в демонстрации фильма. А документальный фильм «Обыкновенный фашизм» произвёл такое впечатление, что родители не могли прийти в себя длительное время – они заново пережили ужасы тех лет. В конце марта 1945 года охрану лагеря заменили на фольксштурмовцев. Лагерь должны были ликвидировать, их вывели за ворота и повели к месту расстрела. Но старики охранники разбежались и заключённые все вернулись в лагерь. 30 марта к ним в лагерь прибыли американские солдаты, посмотрели и уехали. На другой день приехали несколько грузовиков привезли тушёнку, хлеб и бочки со спиртом. 3 апреля на свет появился я. В июне состоялась передача лагеря советским войскам. Их поместили в фильтрационный лагерь и СМЕРШ начал проверку. Отца направил в г. Кенигсберг на автозавод. Год родители прожили там, а когда началась эпидемия тифа они оттуда уехали – отец к себе, мать к себе на Родину. Датой приезда в свое село мама меня и зарегистрировала. Вскоре приехал отец и до лета 1953 года мы жили на Украине. В 1948 году родилась сестра Татьяна, а в Ангарске в 1954 году – брат Константин. Отец с 18 лет и до пенсии работал шофёром, мама до 1953 гола работала в колхозе, в Ангарске начала с уборщицы в магазине, подрабатывала на стирке халатов продавцам, дворником. Это была тяжелейшая работа, особенно зимой. Начальник домоуправления каждое утро обходил территорию и не дай бог где-нибудь на тротуаре будет снег. Мы с отцом иногда рано утром, иногда вечером помогали маме с уборкой территории. Помогали мои одноклассники, чтоб было побольше времени провести на катке. В таком режиме мама проработала до 1959 года. У неё была специальность, полученная в Германии, но немцы не выдавали документов. На одном из предприятий она добилась, чтоб проверили её умение. Дабы избавиться от назойливой бабы решили дать ей сложную работу – приварить штуцер к тонкому бензопроводу и сделать потолочный шов. Как потом рассказывала мама у неё дрожали руки, когда она через 15 леи взяла в руки газовую горелку. В результате, на основании выполненной работы, ей присвоили четвёртый разряд газоэлектросварщика. На этой работе мама проработала до пенсии.
В начале девяностых годов Германия начала выплачивать мизерную компенсацию нашим людям, насильно угнанным в рабство. Деньги выплачивались в Иркутске. Маме не стали выплачивать эти деньги, так как у неё не было справки о том, что она не добровольно уехала в Германию. Эту справку она получила в СМЕРШ после проверки в 1945 году, а по прибытии домой эту справку забрали в НКВД. За этой справкой она обращалась в местные органы власти, но все от неё отмахивались. Вообще-то это кощунство. Когда я приехал в отпуск, мама мне об этом рассказала, рассказала о том, как люди, занимавшиеся выплатой не российских денег, говорили ей, что они её в Германию не посылали. По возвращению в Обнинск я обратился к начальнику КГБ города с этим вопросом. Составил заявление, и он по своим каналам сделал запрос на Украину. Через месяц мама получила нужный ей документ. Второй транш выдавал представитель германского посольства лично. Они видимо поняли, что эти деньги доходят не до всех.
В 1963 году я закончил 11 классов и поехал поступать в Тихоокеанское Высшее Военно-Морское Училище им. С.О.Макарова в г. Владивосток. В этот год в системе ВМУЗов ВМФ был отменён кандидатский стаж. До этого, с поступлением в училище, курсанты на один год отправлялись служить на корабли в качестве матросов. По истечении этого срока каждый принимал решение – или возвращаться в училище для учёбы или оставаться на срочной службе. Происходил естественный отбор. После отмены этого стажа в училище не вернулось 73 человека и в 1963 году из абитуриентов добрали недостающих. Я не прошёл по конкурсу. Нам предложили вариант – в течение года, поквартально, учебный отдел училища будет присылать задания по математике, физике и иностранному языку. Все, кто успешно выполнит все четыре задания, будут зачислены курсантами без экзаменов. Дома я устроился на работу техником-термистом в филиал НИИ «Гипронефтемаш». Три задания я отправил почтой, а последнее привёз сам. Таких как я набралось человек двадцать. Мы были зачислены курсантами и два месяца работали по благоустройству училища. Я и ещё один товарищ работали по укладке паркета – этой технологией владею до сих пор.

Отец умер в 1984 году, мама в 2001. Брат живёт в Ангарске, сестра во Владивостоке.

На этих фотографиях семья ШАЙДТ Адама Кондратьевича. На фотографии слева Плотникова Татьяна Филипповна, моя будущая жена Нина и Шайдт А.К. Он родился в 1911 году в автономной советской социалистической республике немцев поволжья. Его жена Плотникова Татьяна Филипповна – 1924 года рождения – в Курганской области. В августе 1941 года, в соответствии с Указом Президиума Верховного совета СССР немцы поволжья были насильственно выселены в Казахстан, Сибирь и на Алтай. Взрослое население было мобилизовано в так называемые трудовые армии. Мой будущий тесть работал на стройках оборонительных рубежей – на Кавказе, а с началом освобождения территории СССР – на восстановление промышленных объектов. После войны трудовые армии были расформированы, а люди получили статус спецпереселенцев. В 1947году будущие супруги встретились в Днепродзержинске. Там же родилась Нина. В 1949 году их отправили на работы в Иркутскую область, строить город нефтехимиков Ангарск. Адам Кондратьевич был отменным автомехаником, его знали во всех автотранспортных конторах города. Кто-то назвал его Иван Ивановичем и с тех пор его только под этим именем и знали. Сестра Нины Людмила родилась в Ангарске. Мама работала на швейной фабрике. Но к сожалению в 39 лет она ушла из жизни. Адам Кондратьевич женился. На второй фотографии семья Шайдт. Аделя Фридриховна была женщиной старой закваски, держала приёмных дочерей в строгости. Вместе они прожили 32 года и умерли в один год. До 1957 года семья не имела права никуда выехать без разрешения комендатуры. В 1957 году они получили паспорта и свободу перемещения по территории СССР.
Считаю, что родителям моего поколения нужно было при жизни ставить памятники. Несмотря на рабский труд в колхозах, выживание в период голодовки 1933 года, страшной войны, голодовки 1947 года и напряжённой работы по послевоенному восстановлению экономики государства и при этом остаться нормальными людьми – это могли только эти люди. Люди, которые верили, что придёт время и им всё восполнится сторицей. Я своих родителей видел только по вечерам. Они были для нас примером – как нужно жить и работать. Остальным воспитанием занималась школа, пионерская, комсомольская организации и, конечно, улица. Пусть кто-нибудь скажет, что это не так.

Итак, в конце октября 1987 года я, жена и семиклассник сын приехали в город Обнинск. Дочь Таня была студенткой третьего курса Дальневосточного политехнического института.
Начальником Учебного центра в это время был капитан 1 ранга ЗОЛОТАРЁВ Евгений Николаевич. В своё время он был штурманом на первой атомной подводной лодке «К-3», потом служба в УБП ВМФ. Я рассчитывал. Что мне будет предоставлена хотя бы комната в общежитии. но таковых не оказалось. Нашёл комнатку в двухкомнатной квартире, а вскоре подвернулась однокомнатная квартира на длительный срок. Перебрались туда, подошёл контейнер с коробками и начали обустраиваться.
После нового года меня вызвал в УБП заместитель начальника управления контр-адмирал ФЁДОРОВ Юрий Александрович. В конце беседы он предложил мне внимательно присмотреться к работе Учебного центра, разобраться с методиками и программами подготовки, с учебно-материальной базой, так как он хочет взять меня на должность старшего офицера в УБП – куратор учебных центров ВМФ. Эта должность освобождалась в конце мая. Работа мне нравилась и я в очередной раз дал согласие, имея ввиду что уже третий год страна живёт в режиме перестройки. Какой же я был наивный – верил во всё хорошее, в обновление.
Коллектив цикла тактики был укомплектован специалистами высочайшего класса – здесь были командиры атомных и дизельных подводных лодок, заместители командира дивизии и начальники штаба дивизии, командир противолодочного надводного корабля, штурман противолодочной авиации, командир БЧ-5, специалист по радиоразведке – капитаны 1 ранга: АКИМОВ Александр Георгиевич, БАБУШКИН Валентин Викторович, ВАГАНОВ Владимир Александрович, ВОРОШНИН Владимир Николаевич, ДУБИНА Георгий Иосифович, КОМИССАРОВ Валерий Викторович, КОТОВ Анатолий Тихонович, ЛАРИН Александр Петрович, НОВИКОВ Александр Николаевич, ЯКОВЛЕВ Владимир Константинович, полковник ПУТИНЦЕВ Владимир Иванович, мичманы: КАЛИНИЧЕНКО Николай Васильевич, ЖУЛЯБИН Андрей Владимирович, ГОРИН Николай Алексеевич, РЕБРИК Юрий Денисович.
Начальником цикла был ВАГАНОВ В.А. – человек с богатой биографией.

Фотографии ниже.

Вскоре ВАГАНОВ Владимир Александрович убыл в Ленинград и начальником цикла был назначен КОМИССАРОВ Валерий Викторович, который успешно защитил кандидатскую диссертацию и грамотно руководил нашим коллективом до середины 1995 года.

В марте 1988 года в составе группы офицеров УБП ВМФ я убыл в командировку на Северный флот. Офицеры Учебного центра часто привлекались УБП ВМФ к работе в различных комиссиях, инспекциях. Это было моё первое посещение СФ. До этой командировки у меня сложилось мнение о северянах как о нечтом недосягаемом. Но по прибытию в Западную Лицу все мои иллюзии рассыпались – всё то же самое, что и на ТОФе. Мы приняли участие в учениях флота. На две недели я вышел в море в качестве посредника. Работа была интересной. Во время этой командировки я встретился со своими однокашниками: капитаном 3 ранга запаса НИКОЛАЕВЫМ Виктором Антоновичем, капитаном 2 ранга ПШЕНИЧНЫМ Владимиром Борисовичем и капитаном 1 ранга КОЛБУНОВЫМ Михаилом Ивановичем. Мы не виделись от 17 до 19 лет.

После возвращения из командировки начальник Учебного центра сказал мне, что представление о назначении меня в УБП ВМФ отправлено, нужно ждать приказа. Время шло а приказа не было. В конце мая меня снова вызвал контр-адмирал ФЁДОРОВ Ю.А. Он задал мне всего один вопрос и мне всё стало ясно. Я попросил его больше меня не дёргать, буду спокойно работать в прежней должности. Дал согласие принимать участие в работе Центральной комиссии по проведению состязательных мероприятий на приз ГК ВМФ.

Осенью 1988 года я, капитан 1 ранга АБРАМОВ О.К . и капитан 1 ранга ВЕЛИЧКО И.Ф. поехали в командировку на СФ. Олег Константинович должен был показать мне, как нужно работать во время состязательных мероприятий. Эта поездка дала мне очень многое. Тогда же у меня появилась идея проводить состязания по одному и тому же плану на всех флотах и проводить их должна одна и та же группа представителей УБП ВМФ, тогда оценки работы соревнующихся будут более объективными. Это предложение было утверждено и мы с капитаном 1 ранга ЗАЙЕВЫМ А.В . в таком режиме работали на протяжении восьми лет. Эти командировки помогли мне и в моей преподавательской работе. Я увидел как работает техника и оружие надводного флота. Мне запомнился один эпизод, когда ЗУР крейсера сбила ракету и та развалилась на три обломка, а артиллерийская установка эсминца 956 проекта каждый обломок своими снарядами превратила в пыль. Незабываемое зрелище взлетающих истребителей с палубы корабля и многое другое. Тогда был флот и было на что посмотреть, а сейчас …

На тих фотографиях всего два эпизода проведения состязаний. Вверху я и контр-адмирал КОМАРИЦЫН А.А. на ракетном крейсере «Червона Украина» на перехроде в исходную точку начала работы – ТОФ,1991 год. На второй фотографии наблюдаем за ходом торпед с борта атакованного крейсера – слева направо – контр-адмирал СУЧКОВ Г.А. – командир эскадры подводных лодок, я, капитан 1 ранга ЗАЕВЫЙ А.В. – представитель УБП ВМФ, вице-адмирал ПОРОШИН В.А. – первый заместитель командующего СФ.
Читатель может подумать, что проводимое мероприятие это очередная игра военных в войну. Отчасти это так, но без этого нельзя научиться воевать по-настоящему. Первый этап состязаний проводился на флотах в результате которого определялся победитель и его представляли на межфлотские состязания. Я, как член Центральной комиссии. составлял задание, в которое входили – наряд сил, построение ордера и характер его маневрирования. Документ пакетировался и вручался руководителю учения в море после принятия решения на выполнение состязания. При этом на подводной лодке в море выходил только штатный личный состав. За нарушение этого условия корабль получал неудовлетворительную оценку. Члены комиссии находились на флагманском корабле ордера.
На этих состязаниях были и курьёзные случаи. Так, командир 603 экипажа капитан 2 ранга ИВАНОВ Евгений Михайлович, великолепно выполнив атаку шестью торпедами, выстрелил и седьмую, чем внёс небольшую сумятицу на КП руководства. Командующий первой флотилии вице-адмирал ЕРОФЕЕВ О.А. сам себе задал вопрос «он, что в азарте выстрелил боевую торпеду?». Вскоре всё прояснилось. Иванов доложил, что в азарте атаки он вспомнил, что у него есть ещё одна практическая торпеда, и он её выстрелил. На самом деле всё было не так. То что у него была лишняя торпеда он знал, знал и то, что по прибытие в базу её придётся выгружать, а это целая морока. Понимая, что атака получилась отличной он решил и её выстрелить – авось сильно ругать не будут. Так и получилось. Капитан 2 ранга ИВАНОВ Е.М . трижды брал этот приз.

На Черноморском флоте, командир дизельной подводной лодки во время атаки взял замер дистанции радиолокационной станцией, и пока шёл в штурманскую рубку, уменьшил её на десять кабельтовых … и промахнулся. С борта крейсера было видно как шли торпеды, но пересекли его курс по носу. Поняв, что промахнулся, командир развернул подводную лодку и выполнил залп двумя торпедами из кормовых торпедных аппаратов, но это не в зачёт. У него, как и у ИВАНОВА , тоже были две торпеды «лишние». На вопрос, почему он уменьшил дистанцию командир ответил, что сам ломает голову над тем, зачем он это сделал.
Хочу рассказать о посещении Кольской сверхглубокой скважины. Осенью 1988 года, будучи в командировке на Северном флоте нам – мне, АБРАМОВУ О.К . и ВЕЛИЧКО И.Ф ., представилась возможность посетить это уникальное сооружение. Олега Константиновича пригласил к себе в 42 бригаду подводных лодок комбриг капитан 1 ранга СУЧКОВ Г.А . Мы поехали вместе с АБРАМОВЫМ. В Линахамари нам были показаны исторические места времён ВОВ, на торпедолове обошли всю бухту. Геннадий Александрович был прекрасным рассказчиком. Он нам посоветовал съездить в г. Заполярный на сверхглубокую скважину. Так как метеоусловия не позволяли выходить в море, и улучшение погоды в ближайшие дни не ожидалось, то в итоге мы договорились о поездке. Об этой уникальной скважине нам рассказывал начальник экспедиции Д.М. ГУБЕРМАН, который работал там с первого колышка строительства. Рассказ был очень интересным. Эту скважину можно было использовать и в интересах военно-морского флота, но тогдашнее командование этому вопросу не придало должного внимания. Нам было предложено проехать на буровую и самим посмотреть это сооружение. В качестве гида с нами поехала инженер-геолог, которая поставила условие – будут сигареты – поедет, не будет – не поедет. Конечно, мы ссудили ей пачку сигарет. То что мы увидели превзошло все наши ожидания. Мы попали как раз на опускание бура на глубину более 12 000 метров. Трубы длиной по 36 метров соединялись между собой как на обычной буровой и при достижении полной глубины эта кишка удлинялась под собственным весом на 50 метров. До 6 июня 1979 года самая глубокая скважина была у США – «Берта Роджерс» с глубиной 9583 метра. В своей книге супруги Владимир Степанович и Милитина Ивановна ЛАНЕВЫ пишут: «Памятным для коллектива экспедиции стал день 6 июня 1979 года, когда в вахтенном журнале вместо обычного рабочего рапорта сменный буровой мастер Фёдор АТАРЩИКОВ сделал ликующую запись: «Забой - 9584 метра. «Берта Роджерс», чао, гуд бай». С этого дня скважина стала глубочайшей горной выработкой в мире». Керны, добытые с глубины, делятся на несколько частей и одна часть обязательно закладывается в кернохранилище для изучения учёными будущих поколений.
Западные учёные геологи не могли поверить, что Советский союз со своей допотопной техникой смог добиться таких результатов в сверхглубоком бурении. Для поддержания престижа государства в Москве в августе 1984 года состоялся XXVII Международный геологический конгресс. Желание учёных геологов мира было не только послушать доклады об успехах советских геологов, сколько побывать на Кольской сверхглубокой и убедиться в этих успехах воочию. Такая возможность им была предоставлена. К этому моменту её глубина была 12 000 метров. По этому поводу ГУБЕРМАН Д.М. рассказал нам интересный эпизод, связанный с посещением буровой иностранцами. Кое-кто попытался втихаря положить в карман один из кусочков керна, но ему вежливо предложили положить его на место, так как каждому официально будут подарены образцы.
После посещения буровой мы решили поблагодарить ГУБЕРМАНА Д.М. и предложили ему бутылку, завёрнутую в газету. Он стал отнекиваться, тогда кто-то сказал, что содержимое может пригодиться, например, компресс сделать. Поняв, что ему предлагают бутылку спирта он сказал: «так бы и сказали, что это шило, а я думал, что предлагаете коньяк» и поставил наш подарок в стол. Так, благодаря авторитету капитана 1 ранга в отставке АБРАМОВА Олега Константиновича мне удалось ознакомиться с этой уникальной буровой установкой. К сожалению, в прошлом году Кольская сверхглубокая скважина была ликвидирована. Действительно нет пророка в нашем отечестве. Куда катимся?
В 1991 году была интересная командировка в Баку в качестве члена Государственной экзаменационной комиссии в Военно-Морском училище имени С.М.Кирова. Помимо работы на штурманском факультете по оценке дипломных проектов выпускниками училища мы так же принимали участие по приёму госэкзаменов на иностранном факультете. На тот период там заканчивали подготовку будущие офицеры флотов Ливии, Сирии и Вьетнама. Наиболее настырными в получении высоких оценок были Вьетнамцы – спорили до хрипоты, отстаивая свою правоту. Я не понимаю, как можно выучить учебник наизусть, но они это умели. После окончания работы преподаватели училища нас отвезли в устье Куры на пикник. Там впервые попробовал шашлык из осетрины. Как говаривал Аркадий РАЙКИН – «вкус – специфический». Рано утром в Каспийское море прошло несколько рыболовных судов с горами соли на палубе и пустыми ящиками, а к вечеру возвращались с полными ящиками хамсы. Нам сбросили пару ящиков на воду. Это тоже деликатес. Но самое неприятное это комары. Ничего от них не спасало. Утром разделись и залезли в воду по горло, вода как парное молоко, и только отплёвывались. Город тоже своеобразный. Плохо то, что не во всех районах была вода. Транспорт был хорошо развит. Что бросилось в глаза, так это то, что находясь между остановками, можно проголосовать и рейсовый автобус, троллейбус, трамвай обязательно остановится. Если необходимо выйти - нужно только сказать водителю. На рынке нужно торговаться и не нужно ждать сдачу до рубля. Если у пассажира проездной, то после выхода из салона он обойдёт вокруг вагона и все покажет свой проездной, билетов никто не берёт. Если он нужен – можешь отмотать хоть метр билетов, но тебя проводят таким взглядом, что больше у тебя не возникнет желания попросить билет.

Возвращаюсь к Учебному центру. В 1990 году с увольнением в запас ЗОЛОТАРЁВА Евгения Николаевича начальником Учебного центра был назначен командир 3 дивизии атомных подводных лодок контр-адмирал ЯМКОВ Владимир Дмитриевич. Это был последний начальник Учебного центра за последние двадцать лет, который всеми фибрами своей души работал на благо этого учебного заведения. Я в это время был избран председателем офицерского собрания, и мне приходилось часто с ним общаться. Разница в возрасте у нас - один год. Всё у нас было. Отстаивая права офицеров, мне пришлось обращаться в Генеральную прокуратуру СССР с жалобой на него. Но, не смотря на это, мы всегда оставались в хороших служебных и дружеских отношениях. Это было сложное время – в части за сотню офицеров и мичманов без квартир, перебои, до четырёх месяцев, с выплатой денежного довольствия, муссировался вопрос о закрытии Учебного центра. Мне не раз приходилось обращаться к нему с просьбой собрать личный состав и объяснить людям как решается жилищный вопрос. Всегда получал ответ: «зачем собирать людей, когда ничего не известно». В итоге он отстоял Учебный центр от расформирования, построил два дома для личного состава центра – около четырёхсот семей получили квартиры, успешно решил очень сложный вопрос о перебазировании личного состава и техники из Учебного центра города Палдиски. В кратчайший срок был построен силами личного состава центра новый тактический тренажёр «Сайда». Всё это было сделано за 9,5 лет исполнения должности начальника центра.

Первый цикл был создан в 1971 году, когда стало ясно, что личный состав нужно готовить не только как специалистов, но и учить воевать. Первым начальником цикла был назначен опытный подводник капитан 1 ранга КАРПЕНКО Александр Николаевич. На всех флотах начали искать кандидатов на преподавательские должности из командиров подводных лодок, замкомдивов, начальников штаба, т.е. людей, обладающих хорошим практическим опытом командования кораблём. Постепенно эти люди начали прибывать в центр.

Капитаны 1 ранга: КЛЮШКИН Василий Прокопьевич, СКЛЯНИН Игорь Александрович, ИМНАДЗЕ Гиви Васильевич, ЕЛАКОВ Юрий Георгиевич, ГОРДОВ Борис Григорьевич, КАРПИН Борис Александрович, ХРАПТОВИЧ Алберт Иванович, ЧУБИЧ Максим Максимович. Это были командиры дизельных и атомных подводных лодок с Тихоокеанского и Северного флотов. Началась кропотливая работа по разработке программ и методик обучения. Остро встал вопрос о учебноматериальной базе. Всё это усугублялось тем, что обучение проходили экипажи подводных лодок разных проектов. Пошли по пути унификации как программ, так и тренажёрной техники. Тактический тренажёр «Протва», как и ряд других, создавались руками личного состава Учебного центра. За создание комплексных технических средств специального назначения группа разработчиков и начальник Учебного центра контр-адмирал ОСИПЕНКО Л.Г. были удостоены Государственной премии СССР.

Начальниками первого цикла были капитаны 1 ранга КАРПЕНКО Алексей Николаевич, КЛЮШКИН Василий Прокопьевич, ВАГАНОВ Владимир Александрович, КОМИССАРОВ Валерий Викторович, БОНДАРЕНО Виктор Константинович, БУЛГАКОВ Андрей Николаевич, ПАШИНИН Андрей Алексеевич, ЕРИН Владимир. Игоревич.

С конца восьмидесятых годов прошлого века за 15 лет через первый цикл прошли офицеры, служившие на подводных лодках последующих поколений. Это были опытные командиры и воспитатели: капитаны 1 ранга АЛЕКСАНДРОВ Юрий Петрович, ВИШНЯКОВ Николай Иванович, ВОДОРЕЗ Григорий Васильевич, ЕДЫХАНОВ Виктор Габбитович, ЕФИМЕНКО Сергей Владимирович, ЗАБОРСКИЙ Николай Иванович, ИВАНОВ Евгений Михайлович, КАРПОВ Сергей Васильевич, КИРИЛЛОВ Валерий Анатольевич, ЛЫГИН Александр Иванович, МЕЛЬНИКОВ Виктор Михайлович, МИРОНОВ Владимир Лаврентьевич, РЫБАКОВ Эдуард Фёдорович, РЫКОВ Николай Васильевич, УТКИН Александр Михайлович, ФАРВАЗОВ Марат Шайахнурович, ЧЕХОВ Игорь Вячеславович, ЧЕХОВ Александр Вячеславович,

Капитаны 2 ранга КОВАЛЁВ Александр Александрович, ШПАНОВ Аркадий Валентинович, полковники ХОПРЯЧКОВ Пётр Александрович, ВОРОТНЁВ Владимир Сергеевич. Часть этих офицеров в последующей службе стали начальниками других циклов – ИВАНОВ Е.М., оба ЧЕХОВЫ , РЫКОВ Н.В ., АЛЕКСАНДРОВ Ю.П . – начальником учебного отдела, ЗАБОСКИЙ Н.И. и ЕФИМЕНКО С.В. – заместителем начальника центра по научноучебной работе, ЧЕХОВ А.В. – заместителем начальника центра.

Большую помощь нам оказывали инструкторы цикла, мичманы – БЛАЖКОВ Сергей, ВЕРХОЛАНЦЕВ Валерий Анатольевич, МЫШЕЛОВСКИЙ Владимир Владимирович, ПЕТРУХИН Игорь Владимирович, СКРЫННИК Виктор Сергеевич.

МИЧМАНЫ ЦИКЛА

Продолжая службу в Учебном центре, я каждый год ездил в командировки. Последний выход в море в 1995 году.
19 марта 1996 года мы впервые отметили свой профессиональный праздник – День подводников России. В 1896 году Николай II издал указ о образовании в российском императорском флоте подводных сил. Отметили этот праздник здорово. По его итогам я написал небольшое стихотворение:

Девятнадцатого марта
День подводников России.
Отмечая эту дату,
Мы немножко закусили:

Выпили совсем немного:
По бутылочке на брата,
И пошли своей дорогой,
Кто домой, а кто на "хату".

ЭДУАРД, открывши очи,
Понял, что его везёт машина,
Мысль мелькнула среди ночи:
"Меня банда утащила:

И везёт меня за город,
В лес, где ночью волки воют,
Там разденут и разуют,
Нож в живот и в снег зароют".

Он собрал остатки силы,
За свободу все боролись,
Ручки, стёкла от машины
По салону раскатились.

Вдруг авто остановилось,
Эдик видит ИВАНОВА.
По щекам слеза скатилась:
"Я спасён, ну, слава Богу".

Но Евгений весь в "трясине",
Желваки во всю играют:
"Ты ответь, в моей машине
Ручки, стёкла, что, мешают?"

Эдик мило улыбнулся,
Стёр с лица слезу мужскую,
Всхлипнул раз и - отрубился,
Понял - можно спать ни в ус не дуя,

А второй герой рассказа
Поздно ночью в дверь стучится.
Дверь открылась. На пороге
Тело женское струится.

"Девушка, скажи, родная,
Я немножко растерялся,
Коли это город Обнинск,
Я не прочь и побрататься".

"Это ж надо так набраться,
Чучело моё морское,
Предложить жене брататься,
Где же видано такое?"

"Коль жена, так где же пиво?
Трубы все горят с устатка.
А вообще-то, это диво:
Точно в "Т" прошла посадка.

С такою точностью полета
Мы летали только в море.
Правда, картой для полета,
Была пачка "Беломора"

Она и здесь была со мною,
И точно проложила курс!
Как вывод: с пачкой "Беломора"
Я никогда не заблужусь!"

Сказавши так, Петро нагнулся:
С небес к нему сошёл Морфей,
По стенке тихо опустился
К ногам супружницы своей.

ПОСТСКРИПТУМ:
Чтоб бандитам не попасться,
Имей друзей, как ИВАНОВ,
А в Обнинске не потеряться:
Кури ростовский "БЕЛОМОР"!

В ЦЕЛОМ - ВСЕ ПРОШЛО НОРМАЛЬНО:
ЖИВЫ ВСЕ, А ЭТО ГЛАВНО!

До 2007 года ездил на различного вида сборы. Всё это вместе взятое помогало быть в курсе жизни флота, вносило новизну в учебный процесс.
К сожалению последующие, после контр-адмирала ЯМКОВА В.Д ., начальники Учебного центра ничего не сделали для повышения качества подготовки экипажей. Никто из них не стал бороться за сохранение этого уникального учебного заведения в системе вооружённых сил, не препятствовал сокращению штатов, и мы оказались на грани банкротства, если этот термин можно применить к учебному заведению. Мало того, усилиями главного инженера капитана 1 ранга КОРОЛЯ А. и начальника центра контр-адмирала РЕБЕНКА Ю.С. были ликвидированы уникальные тренажёры, созданные руками преподавателей и инструкторов учебного центра. Вместо них поставлены компьютеры, которые свели в локальную сеть и называют тренажёрами, ничего общего не имеющие с реальной техникой. Но ведь они не работают, так как надо. При этом эти вопросы решались келейно, на широкое обсуждение не выносилось, мнение педагогов никто не спрашивал, тактико - технические задания писались тоже келейно. А ведь в Учебном центре существуют и технический совет, и учебный совет, но это на бумаге. Раньше такого бардака не было. Угроблены колоссальные средства, а толку нет. На каждой тренировке приходиться вспоминать матерными словами этих «новаторов». Всё это возникло в ходе, так называемой реформы Вооружённых сил, о которой я скажу своё мнение ниже. Учебные центры нужны, особенно сейчас, когда корабли практически в море не ходят, теряются навыки в обслуживании работающей техники, практические стрельбы проводятся с максимальным упрощением. Практического оружия не хватает, большая часть боевых упражнений проводятся «новым способом» - элетронным пуском, т.е. имитацией торпедной или ракетной стрельбы. Те учения, которые показывают руководству страны, мы называем «военным шоу». Когда-нибудь мы доиграемся.
На цикле осталось три офицера – капитан 1 ранга ЕРИН В.И ., капитаны 2 ранга КОВАЛЁВ А.А ., КАЛМЫКОВ О.С. и мы, уже гражданские преподаватели – я, КРИЛЛОВ В.А., ХОПРЯЧКОВ П.А., ЛЫГИН А.И., УТКИН А.М., МЫШАЛОВСКИЙ В.В., такое же положение на всех циклах. Учебная нагрузка в основном легла на плечи гражданских преподавателей, 74 человека, которым, практически всем, за шестьдесят лет. Приходящие с флотов офицеры на преподавательские должности обладают небогатым опытом, их самих нужно ещё учить. Опять муссируется вопрос о закрытии учебных центров. Как же мы быстро забываем горькие уроки прошедшей войны. В середине 80-х годов центр был подвергнут инспекторской проверке Министерства обороны во главе с заместителем Министра обороны СССР, Главным инспектором министерства генералом армии ГОВОРОВЫМ В.Л. Подводя итоги инспекции, он сказал, что только здесь, в Учебном центре, он увидел как нужно готовить личный состав к ведению боевых действий. В подтверждении этого хочу привести пример, приведённый в книге А.В ПЛАТОНОВА и В.М.ЛУРЬЕ «Командиры советских подводных лодок 1941-1945 г.г.». Здесь они приводят рассказ командира немецкой подводной лодки « U-977» о подготовке немецких подводников в годы второй мировой войны:
"В Нейштадте земли Гольштейн я проходил обучение на тренажере атак F- Geraet*. Он предназначался для выполнения учебных атак транспортов и проти­володочных кораблей. Возможность многократ­ного повторения упражнений ускоряла подготов­ку будущих командиров подводных лодок. Обу­чаемый поднимался в рубку, которая точно соот­ветствовала реальной боевой рубке подводной лодки, как по своим размерам, так и по составу и размещению приборов: репитера гирокомпаса, рулевого штурвала, счетно-решающего прибора и так далее. Ведя наблюдение в перископ, можно было видеть взволнованную поверхность моря и даже слепящее солнце над горизонтом.
Сначала отрабатывались атаки одиночных транспортов, а затем конвоев противника. Тре­нажер имитировал шлейфы дыма из труб и буру­ны у форштевней. Обучаемый подавал команды: "Обе машины полный ход! Лево на борт!" При этом рубка вращалась, имитируя циркуляцию лодки, а расстояние до цели сообразно маневру увеличивалось или уменьшалось. Одним словом, все происходило, как на самом деле. В ходе атаки надлежало оценить дистанцию до цели, ввести необходимые данные в счетно-решающий при­бор, лечь на боевой курс и выполнить стрельбу. При нажатии педали залпа прибор останавливался и определялись допущенные ошибки. Обуче­ние было исключительно эффективным, а сам тренажер, по-видимому, единственным устрой­ством такого рода во всем мире.
Затем нас отправили в Данциг для практиче­ской подготовки на подводных лодках. Здесь нужно было продемонстрировать полученные знания и навыки при выполнении дневных и ночных атак в море. Подготовка велась очень ин­тенсивно. Не хватало времени на сон. Каждый из нас выпустил большое число практических тор­пед. После окончания курсов я был откоманди­рован в Пиллау в распоряжение командира два­дцать первой учебной флотилии. Она насчитыва­ла тридцать шесть лодок и была предназначена для подготовки молодого поколения подводни­ков.
Кроме нашей учебной флотилии существова­ла подобная и в Готенхафене, где обучали боль­шое число подводников: матросов, оберфельдфе-белей, унтер-офицеров и офицеров всех специ­альностей. Программа подготовки была насы­щенной и превосходной во всех отношениях. В специальных классах на берегу осуществлялось теоретическое обучение, а на учебных лодках от­рабатывались практические навыки. Постоянные экипажи на лодках находились в очень стеснен­ных условиях. Неделю за неделей все новые контингенты обучаемых под контролем постоянного персонала отрабатывали приемы обслуживания механизмов своего заведования. Только по дос­тижении полной самостоятельности действий, умения докладывать и подавать команды, обу­чаемый личный состав переводился на лодки комплексной подготовки. * Знания и навыки окончательно совершенствовались во время по­лугодовой подготовки в Балтийском море, кото­рую обучаемые проходили на лодках новой по­стройки, становясь при этом их экипажами.
Затем следовала серия итоговых проверок. При контрольном погружении, например, быва­лые инженер-механики, исходя из опыта боевых повреждений подводных лодок, давали вводные о выходе из строя машин, системы освещения, других устройств и механизмов. Повреждение освещения действительно было одним из самых типовых на аварийных подводных лодках. Поэтому и при контрольных проверках экипаж вы­полнял все работы чаще всего в полной темноте. Если лодка успешно выдерживала испытания, ее
передавали во флотилию боевой подготовки для заключительной проверки. В случае неудачных результатов курс подготовки повторялся, как это принято в школе.
Теперь дело оставалось только за итоговым тактическим учением. Ему придавалось особое значение. В течение четырнадцати дней лодка и экипаж подвергались весьма серьезным испыта­ниям. При этом не исключались потери, однажды флотилия в ходе учения потеряла две из двена­дцати подводных лодок, а еще три из них верну­лись, имея аварийные повреждения.
Тактическое учение было мероприятием большого размаха. Проводилось оно в дальней зоне Балтийского моря. Подводные лодки зани­мали назначенные им позиции и далее действо­вали точно так же, как если бы бой происходил в Атлантике. Многочисленный конвой с сильным охранением следовал на зигзаге. По меньшей ме­ре пятьдесят самолетов вели дальнюю разведку и доносили о каждой обнаруженной подводной лодке.
Ранее, во флотилии огневой подготовки, учебные стрельбы выполнялись практическими торпедами. Эти торпеды отличались от боевых только тем, что не имели заряда взрывчатого ве­щества весом около двухсот килограммов и уста­навливались на такую глубину хода, чтобы прой­ти под кораблем-целью. С обстреливаемого ко­рабля место прохода торпед наблюдалось в свет­лое время по следу, образуемому всплывающими пузырьками выхлопных газов, а в темное - с помощью встроенного в торпеды светового при­бора.
На тактическом же учении стрельба выпол­нялась условно, без выпуска торпед, но с переда­чей данных стрельбы на корабль-цель. По этим результатам устанавливалось наличие или отсут­ствие попадания условными торпедами и оцени­вались действия экипажа.
Гросс-адмирал Дёниц прибывал к нам на флотилию для инспектирования обучения один раз в три месяца. После официальной проверки он оставался на флотилии до следующего дня и старался провести вечернее время с командирами учебных лодок. Я неоднократно сидел за столом рядом с ним".
Этот пример наглядно показывает, что служба на подводных лодках резко отличается от всех видов службы в вооружённых силах и без серьёзной базовой подготовки в море выходить нельзя. В этом я убедился на личном опыте. В настоящее время, когда уровень подготовки офицерского состава в военных институтах упал, мы это наблюдаем давно, тем более подготовка в учебном центре имеет первостепенное значение. Вторым фактором сохранения учебных центров является то, что наплаванность у нынешних подводников очень мала. Если в моё1 время наплаванность доходила до 200 суток и более в году, то сейчас это цифра в 10 раз меньше. Таким образом, у личного состава теряются навыки в эксплуатации, повседневном обслуживании и ремонте механизмов и других технических средств. Командиры теряют навыки в управлении кораблём. Всё это чревато очень плохими последствиями. Наблюдается рост аварийности. По этому поводу академик КРЫЛОВ сделал вывод,что истинная причина аварии не в «неизбежны х случайностях на море», не в дсйствии неотвратимых и непреодолимых сил природы, а в отрицательных качествах личного состава . В наше время Главнокомандующий Военно-морским флотом адмирал флота Советского союза ГОРШКОВ С.Г. уточнил эту мысль академика: «Нет аварийности оправданной и неизбежной. Аварийность и условия для их возникновения слздают люди своей неорганизованностью, безответственностью и безграмотностью». Учебный центр позволяет поддерживать уровень знаний и умений личного состава на должном уровне.
Не могу не сказать своё мнение о реформе Вооружённых сил России, если это можно назвать реформой. После Петра I каждый правитель занимался реформами этого инструмента государства и, практически, все смотрели на Запад, брали оттуда всё, как они считали, прогрессивное. А когда наступала беда, русские полководцы почему-то воевали «не по правилам» – СУВОРОВ, КУТУЗОВ, НАХИМОВ, УШАКОВ – все воевали «не по правилам», а победа была за ними. Вот и сейчас мы перенимаем у США, то, что неприемлемо нам. Сейчас телевидение прокатывает фильм «Специальное задание». Посмотрев только рекламу, я пришёл к выводу, что от такой армии, которая там показана, я бы бежал без оглядки. Там нет ничего человеческого. Это скопирована армия США. Неужели нашему руководству не понятно, что у русского человека совсем другая психология, психология нации, существующей два тысячилетия, а не каких-то двести лет. Возникает вопрос – почему размер денежного довольствия военнослужащих в разы меньше чем в армии США? Копируйте и эту составляющую вооружённых сил. Ответа нет. Сейчас пытаются что-то сделать – на носу выборы.
За двадцать лет существования новой России её Вооружённые силы, практически, прекратили своё существование. То, что мы имеем сейчас не гарантирует защиты государственных интересов. Численный состав бездумно сократили до минимума, новой техники в войска не поступает, новые корабли не строятся – добиваем то, что было в СССР. Все критикуют министра обороны, но он выполняет решения руководства страны. Особенно в плачевном состоянии находится военно - морской флот. Для примера можно привести следующие данные:
за период с 1952 по 2003 г. г. были построены и включены в состав ВМФ:
- 251 атомная подводная лодка
- 29 дизельных пл типа М пр. А-615 с двигательной установкой по закрытому циклу.
- 225 дизельных пл пр.613 и модификаций
- 26 дизельных пл пр.611 и модификаций
- 58 дизельных пл пр.641 и модификаций
- 23 дизельных пл пр.629 и модификаций
ИТОГО: 612 подводных лодок
Для уточнения нужно сказать, что активное строительство атомных подводных лодок велось с середины 50-х до конца 80-х голов прошлого века, с 1991 по 2003 годы было введено в состав ВМФ не более 5 кораблей. Зато за этот же период было списано на металлолом и продано масса кораблей. К примеру, Китай купил у нас тяжёлый авианесущий крейсер «Минск», на котором можно было произвести модернизационные работы и он служил бы ещё лет 15. Что с ним сделали китайцы? Несколько лет он эксплуатировался в режиме развлекательного центра, заработанные деньги были вложены в его модернизацию и сейчас он готов к обучению будущих пилотов авианосцев, которые Китай построит в скором будущем. Таких кораблей было продано несколько – вопрос: куда ушли деньги? В России только в 2020 году будет принято решение о строительстве авианосцев – 11 лет будут думать - нужны они России или нет. В 2001 году я написал стихотворение, посвящённое ветеранам этого крейсера

ТАКР "МИНСК" посвящается .
МИНСК - столица БССР с
I января 1919 года, на реке Свислочь.
Известен с 1067 года под названием МЕНЕСК. С XIV века в Литве и Польше, с 1793 года в России
(Большая Советская Энциклопедия)

Помню семьдесят девятый год:
В Тинкане власти пляж закрыли.
В " Техасе " был переполох:
«Вояки что-то натворили».

Но фокус быстро сей раскрылся.
Молва народная быстра:
В Абреке крейсер появился,
Со штатом авиакрыла.

Тяжёлый авианесущнй
Крейсер "МИНСК" пришёл в Абрек
И народ наш, вездесущий.
Быстро раскусил секрет.

Я в то время был кап два,
Командир атомохода,
А Петро - был капитан
Штурман авиаотряда.

Саша Ларин был в ОСНАЗе,
На погонах три звезды.
Но, вот, встретиться ни разу
Мы в те годы не смогли.

Я в ракетную атаку
По сей цели выходил,
Развивал успех торпедой
И с победой уходил.

Для подводников Павловска
Лучшей цели не сыскать.
Для "друзей" Американцев
Крейсер был ёдрёна мать!

Крейсер сделал дел немало.
Охраняя честь страны.
"Свежий ветер" опахалом
Смёл на нет его труды.

«Деловые демократы»,
Набивая своя карман,
Попирая честь России,
Крейсер продали в Китай!

Он сейчас в режиме клуба
Баксы делает стране.
Флот России "врезал дуба"
Без защиты мы из вне!

Годы быстро пролетели,
Есть у каждого судьба»
Трёх защитников России
В Обнинске свела она.

Дорогие экс Минчане!
Будем жить! На том стоим!
И святую честь России,
Никогда не посрамим!
Капитан ХОПРЯЧКОВ П.А. и старший лейтенант ЛАРИН А.П. служили на этом крейсере, а познакомились только в Обнинске через 15 лет.
За годы реформы были расформированы многие бригады и дивизии подводных лодок. Особенно нас удивило то, что созданные в СССР две противолодочные дивизии многоцелевых атомных подводных лодок, 33 на СФ и 45 на ТОФ, тоже расформированы. Для ВМС США эти дивизии были очень серьёзным противником – по крайней мере они перестали чувствовать себя хозяевами океанов. Сейчас они восстановили свой статус. А мы продолжаем бездумно сокращаться. Из-за сокращения баз приготовления оружия флоты лишены возможности проводить стрельбы практическим оружием – торпедами, ракетами, ставить мины и т.п., а без этого невозможно научить командира грамотно воевать. Здесь нельзя не привести выдержку из книги А.В. ПЛАТОНОВА и В.М. ЛУРЬЕ о состоянии боевой подготовки советского ВМФ перед войной:
«… организация отработки задач в море особого интереса не представляла. Она протекала в одних и тех же районах моря с небольшими глубинами, в том числе и после того, как командир лодки приказом Военного Совета флота допускался к самостоятельному управлению в надводном и подводном положениях. Командиры плавали почти все время в районе своих баз и, естественно, театр не знали, условия плавания у берегов потенциального противника оставались для них неизвестными. При этом хочется напомнить, что предвоенными планами, например, предусматривалось применение подводных лодок Северного флота в Северном море, а их дальше Мотовского залива не пускали! Некоторым исключением в этом вопросе являлись подводные лодки Первой бригады Черноморского флота, которые в предвоенные годы несли дозорную службу у румынского побережья и Босфора. Благодаря этому командиры лодок бригады довольно хорошо знали эти районы.
Учебные торпедные атаки постоянно проводили по быстроходным кораблям, а по тихоходным транспортам почти не тренировались. Боязнь командиров бригад и дивизионов, чтобы с лодкой «чего не случилось», а иногда желание выйти на первое место по боевой подготовке приводили к упрощению условий при отработке
задач. Так, например, задача «атака с прорывом охранения» выполнялась в условиях, когда охранение изображали один или два катера типа "МО", не имеющих акустических станций. Больше того, задание на маневрирование цели составлялось таким образом, чтобы ничто не препятствовало успешной атаке подводной лодки. При этом практически не отрабатывалась залповая стрельба торпедами, да и в «Наставлении по боевой деятельности подводных лодок» подчёркивалась необходимость всемерной экономии торпед. Согласно этому документу основным способом применения торпед являлись одиночные выстрелы, и только против больших и быстроходных кораблей рекомендовалась стрельба залпом из двух-трёх торпед. Естественно, такое обучение не могло привить командирам навыки атаки хорошо охраняемых конвоев. Недостаточно отрабатывалась организация совместных действий с другими силами флота, в том числе и с авиацией. Например, отрабатываемый способ наведения подводных лодок на противника самолётом-разведчиком из-за своего примитивизма так ни разу за всю войну и не применялся.
Руководящими документами предусматривались три метода применения подводных лодок: крейсерство одиночных подлодок или их групп, завес, позиционный. Фактически лучшие из них были готовы только к третьему методу, хотя он и считался наименее эффективным. Практически не отрабатывался метод группового применения подводных лодок, так как он не был обеспечен средствами надежной звукоподводной связи. Слабым местом в подготовке командиров подводных лодок, да и всего офицерского состава являлось изучение театра и вероятного противника. Точнее, речь может идти о полном незнании театра и очень примитивном знании противника. Особо нужно отметить игнорирование в ходе боевой подготовки вопросов использования шумопеленгаторов. Подготовке по использованию оружия отводилось большее внимание, чем отработке тактических задач, что для командира одиночно действующей подводной лодки как раз очень важно. Вообще степень подготовленности различных категорий личного состава заметно отличалась. Так подготовка рядового и старшинского состава к началу войны находилась на должном уровне, что объясняется качественной подготовкой в Учебном отряде подводного плавания. Особенно высокую оценку заслужил личный состав электромеханических боевых частей. Наиболее слабо оказались подготовлены сигнальщики в вопросах наблюдения за воздушной и надводной обстановкой.
Но едва ли не самым большим тормозом в подготовке и обучении, особенно командного со става, являлась чрезмерная опека командиров лодок. Она выражалась в практике назначения обеспечивающих командиров на время похода, во вмешательстве без надобности командиров дивизионов, бригад и других вышестоящих начальников в действия командира лодки. Все это безусловно сказалось в ходе боевых действий. В начале войны имели место даже такие случаи, когда отдельные командиры подводных лодок докладывая обстановку в своем районе, завершали радиограмму фразой « жду ваших указаний». Все это способствовало воспитанию безынициативных и нерешительных командиров кораблей, обладавших к тому же ещё и слабыми практическими навыками.
К сожалению, вскрывшиеся в процессе войны с Финляндией недочеты в подготовке наших лодок не были устранены. В частности, уже та маленькая война показала порочность стрельбы одиночными торпедами и необходимость обеспечения лодкам возможности стрельбы торпедами на малых глубинах моря и с малой установкой глубины хода торпед, выявила малопригодность 45-мм пушек. Что касается обобщения опыта уже шедшей более года мировой войны, то ее как бы не было вообще. Не хочется верить, что отечественная разведка, соответствующие управления Главного штаба ВМФ, Военно-морская академия не выявили ничего нового в организации применения подводных лодок воюющими странами.
Указанные недостатки в боевой подготовке советских подводных лодок, а точнее, их командиров, во многом отражали положение дел в Военно-Морском флоте и Красной Армии в целом. Таким образом, эти недостатки трудно поставить в вину отдельным личностям. Однако всё это объективно сказалось на эффективности действий подводных лодок во время Великой Отечественной войны, особенно в начальный её период.
Интересны выводы, сделанные по итогом боевой подготовки к началу войны в "Сборнике материалов по опыту боевой деятельности военно-морского флота СССР" выпуска 1943 г. Вкратце они свелись к следующему:
Во-первых, на Северном флоте лодок 1 линии не было вовсе; 2 линии было восемь; две лодки находились в ремонте. На Балтийском флоте лодками 1 линии числились только две "малютки". Остальные 46 считались лодками 2 линии. Только перед войной часть из них приступила к торпедным стрельбам. На Черном море: в 1 линии числилось 19 лодок; во 2 - 11; в организационном периоде - две лодки. К началу войны лодки заканчивали отработку минно-торпедных и артиллерийских задач. Таким образом, формально на Севере и Балтике не было подводных лодок, которые могли самостоятельно выполнять задачи даже в простейших условиях. Вместе с тем на обоих флотах было много командиров, командовавших лодками более 3 лет.
Во-вторых, боевые успехи, достигнутые боевыми лодками во время войны, распределили бригады подводных лодок в порядке, обратном показателям по боевой подготовке мирного времени.
В третьих, иногда быстрее добивались успеха и давали высшие показатели не те командиры, которые командовали лодками и проходили боевую подготовку на бригадах в течение 3-4 лет, а молодые командиры только что вступившие в командование лодками, а из более старых - не те, кто числился на первом месте по боевой подготовке.
Учитывая естественную осторожность в изложении своих критических мыслей, свойственную советскому офицеру, на основании приведенной выдержки из "Сборника материалов..." можно предположить, что фактически подводные силы страны ни к какой войне готовы не были. Только представьте себе: при наличии Наркомата, Главного и не очень штабов; комфлотов, комбригов и комдивов; Академии, Классов и училищ, фактически ни на Севере, ни на Балтике не было ни одной боеготовой подводной лодки! Есть глубокие сомнения, что если также разобраться с боевой подготовкой других родов сил советского ВМФ к началу Великой Отечественной войны, то результат будет более обнадеживающим».
Я приношу извинение за длинную вставку, но без этого не обойтись, потому что на сегодняшний день складывается подобная ситуация. После войны были сделаны некоторые выводы. Командиры подводных лодок прикомандировывались на один год к министерству морского флота и в качестве помощника капитана на торговых судах ходили за границу, изучали театр, а это очень важно. У человека меняется психология. Объясню на своём примере. Когда в перископ рассматриваешь побережье чужого государства невольно, где-то в подкорке головного мозга, возникает мнение, что со всех сопок через зрачок твоего перископа тебе кто-то смотрит в глаза, хочется невольно сжаться и спрятаться. Это не трусость, а инстинкт самосохранения. Через какое-то время это проходит. Всё это от того, что мы не заем обстановку в этом районе. Лоции не дают полной информации. Потом эти командировки отменили, а зря. Мы почему-то очень быстро забываем опыт старшего поколения, чего нельзя делать ни в коем случае, особенно, что касается обороноспособности государства.
Считаю большой ошибкой перевод военных училищ в статус военных институтов. Ничего хорошего это не дало за исключением резкого снижения уровня подготовки курсантов, офицеры - преподаватели стали брать с курсантов мзду за курсовые работы, зачёты. Посещаемость занятий тоже стала институтской, не развивается чувство коллективизма и товарищества, взаимовыручки. Будущий офицер не готовится в должной мере к суровым будням жизни и службы в отдалённых гарнизонах, месяцами жить в отрыве от семьи. Это не мои выдумки, об этом рассказывают молодые офицеры. В мою бытность курсантом самоподготовка была обязательна до 21 часа, в это время мы могли получить консультацию на любой кафедре, кроме субботы и воскресенья. На первых двух курсах увольнение - 2 раза в неделю, с третьего - 3 раза, на пятом курсе – ежедневно, кроме понедельника. В понедельник все ночевали в казарме.
Также считаю ошибкой попытку и вывод училищ и академий из крупных городов на периферию. Во первых, для этого нужны колоссальные капиталовложения, во вторых перерыв в работе этих заведений, в третьих будущий офицер или слушатель академии должны расти в духовном плане – театры, музеи, не забывать что у них есть дети и жёны. По видимому это происходит потому, что кому-то приглянулись здания, которые занимают эти учебные заведения. По непонятным причинам на два года прекращён приём в военные училища и академии. В течение двух лет вооружённые силы не получат ни одного офицера, а мимо кого-то «проедет» академия - по возрасту. Мы это тоже проходили в конце 50-х начале 60-х годов прошлого века, когда Н.С.ХРУЩЁВ просто выбросил из вооружённых сил 1 миллион 200 тысяч человек. Это были люди прошедшие войну и не знающие другой работы кроме воинской службы. Тогда ставка была сделана на ракетное оружие, но жизнь показала, к чему это привело. Свёрнутые программы по строительству флота и авиации отбросила нас далеко назад. Неужели сейчас нет никого, кто бы мог обратить на это внимание. Мы продолжаем сокращаться. Уже есть примеры, к чему это приводит – пожары и взрывы на арсеналах и оружейных складах, изломаны судьбы людей. Неужели этого мало?
А что же в этом плане делает наш «партнёр по НАТО»? «Партнёр по НАТО» делает своё дело:

ВМС США в 2011 г.
Атомные многоцелевые авианосцы – 10
Крейсера УРО - тип «Тикондерога» (Ticonderoga) - 22
Эскадренные миноносцы УРО - тип «Арли Бёрк» (Arleigh Burke) - 60.
Фрегат УРО - тип «Оливер Х. Перри» (Oliver H. Perry) - 26
Атомные подводные лодки с баллистическими ракетами - тип «Огайо» (Ohio) - 14
Атомные подводные лодки с крылатыми ракетами - тип «Огайо» (Ohio) - 4
Атомные подводные лодки - тип «Лос-Анджелес» (Los Angeles) - 42
Атомные подводные лодки - тип «Сивулф» (Seawolf) - 3
Атомные подводные лодки - тип «Вирджиния» (Virginia) - 7
Американские СМИ со ссылкой на статистические данные штаба подводных сил флота США приводили, в частности, такие цифры: в период 2005-2006 годов 73 многоцелевые подводные лодки совершили в общей сложности 123 боевых похода, а 14 ПЛАРБ выполнили 81 боевое патрулирование.
Первые четыре ПЛАРБ типа "Огайо" (SSBN-726-729), выведенные из состава стратегических наступательных сил в 2003 году, к настоящему времени завершают программу переоборудования под носители крылатых ракет и подразделений сил специальных операций (ССО). Общий объем финансирования всей программы составляет 4,2 миллиардов долларов. В 22 ракетных шахтах каждой лодки устанавливаются 154 КР "Томагавк" (семь в каждой).
Авианосная авиация имеет в своём составе:
- самолётов различного назначения – 731 ед
- вертолётов – 373 ед.
Пока мы в течение 20 лет «реформировали» вооружённые силы американцы продолжили наращивать мощь своего флота, только непонятно против кого. За это время они вывели из боевого состава все ударные авианосцы с обычной энергетикой, заменив их на атомные. Разработали, построили и ввели в боевой состав два новых проекта многоцелевых атомных подводных лодок «Си Вулф» и «Вирджиния». При этом убедились, что строить новые лодки проекта «Си Вулф» нецелесообразно. В стадии строительства находятся ещё 6 подводных лодок типа «Вирджиния». Вся серия 18 единиц.
5 мая 2007 года РИА «Новости» сообщало:
«5 мая 2007 года во время торжественной церемонии по вводу АПЛ SSN 776 «Гавайи» в боевой состав флота министр ВМС Дональд Винтер заявил: Вступление подлодки «Гавайи» в ряды ВМС дает необходимые возможности для борьбы с вызовами будущего. Малозаметность, дальность плавания без пополнения запасов, маневренность (при выполнении различных задач) и смертоносность вкупе с высокопрофессиональным и боеготовым экипажем делает эту подлодку самой сильной на подводном театре военных действий».
Как ни странно, но в нашей стране военно-морской флот никогда не жаловали ни министерство обороны, ни руководство страны, за редким исключением. Два человека, которые вывели Советский военно-морской флот на должный уровень – адмиралы флота Советского Союза Н.Г. КУЗНЕЦОВ и С.Г. ГОРШКОВ. – первый начал воплощать в жизнь строительство первой атомной подводной лодки, второй, продолжив его дело, вывел флот СССР в мировой океан, тем самым лишив монополию США и Англии на морские державы. Видимо Н.Г. КУЗНЕЦОВ в 1938 году предчувствовал, что в будущем ему нужна будет должная замена. Дело в том, что 8 ноября 1938 года командир головного в серии эсминца «Решительный» С.Г. ГОРШКОВ во время шторма не смог спасти новейший корабль. Эскадренный миноносец «Решительный», в 90 милях от Советской гавани, был выброшен на камни. Будучи командующим Тихоокеанским флотом Н.Г. КУЗНЕЦОВ , спас тогда С.Г. ГОРШКОВА от расстрела.
Если мы хотим иметь современный флот, который бы с гарантией обеспечил целостность нашего государства с морского направления, нужно всего немного – вывести военно-морской флот из структуры министерства обороны и создать военно-морское министерство, как это было в СССР в 1937-1946 и 1950-1953 годы. Тогда флот можно будет возродить – у него будет свой бюджет, а не так как сейчас – жить на остаток от бюджета министерства обороны. Кстати у американце существует военно-морское министерство. К разработке программы возрождения флота привлечь учёные умы, НИИ, промышленность, опытных, не паркетных, адмиралов и офицеров. В этом плане можно привести ещё один пример. По данным западных аналитиков самой сильной армии в Европе в данный момент является армия Белоруссии. Батьку ЛУКАШЕНКО ругают все кому ни лень, а он делает своё дело. Там тоже была проведена реформа, но далеко не так как у нас. Был создан совет или комитет при президенте, в который вошли не паркетные, а думающие генералы. Кроме них туда попали представители всех частей и соединений, политики, экономисты. Произведён тщательный анализ имеемого, выработана программа. Всё это обсуждалось в войсках, находились приемлемые решения и, как итог, получили то, что хотели. Я вспоминаю слова наших лётчиков стратегической авиации, когда они произвели посадку на аэродром Белоруссии. Пять лет назад они покинули этот аэродром при перебазировании на территорию России. Смысл ими сказанного сводился к одному – ощущение такое, как будто они не покидали этот аэродром пять лет назад – всё исправно, всё функционирует. А сколько у нас брошенных военных аэродромов? Никто не знает и не скажет. Вот вам и батько.
Последний раз я выходил в море в 1995 голу, последняя командировка на флот состоялась в 2007 году. В 2001 году моя командировка на СФ совпала с трехсотлетием штурманской службы Российского флота. Мой товарищ, служивший в штабе флота, капитан 1 ранга КОЛБУНОВ Михаил Иванович попросил меня написать штурманам приветствие от нас, минёров, что и было сделано:
Штурманам флота Российского посвящается.

Господа первопроходцы,
Вам сегодня 300 лет!
Мы, минёры и ядристы
Шлем вам пламенный привет!

Создал вас Петро Великий,
Но, наверх был путь закрыт.
Видно знал монарх Российский,
Что сей корпус натворит.

Натворили вы немало
За прошедшие года:
Острова, моря, проливы
Всюду ваши имена!

Это ж надо так надраться,
Страх забыть, пойти на риск,
Для Российского престижа
Открыть Южный материк!

Поработали на славу
Штурмана за 300 лет:
Сделали морской державу,
Вверх пошёл авторитет.

Напоследок пожелаем:
Честь морскую не ронять,
А для матушки России
Карту мира обновлять!
Последняя командировка запомнилась из-за одного эпизода. Мы ехали месте с капитаном 1 ранга в отставке ВЕЛИЧКО Игорем Фёдоровичем. Поезд уходил ночью. Мы вошли в купе, переоделись. Открылась дверь и вошли молодые ребята – парень с бутылкой пива и девушка в топике, а на улице октябрь. Мы вышли. Через какое-то время заходим в купе, молодёжь уже на верхних полках и о чём-то разговаривают. Прислушались – язык английский. Поезд тронулся и я предложил Игорю Фёдоровичу перекусить. Накрыли стол - отварная картошка, квашеная капуста, яйца, колбаса, хлеб. Соблюдая гостеприимство, пригласили молодых людей за стол. Они спустились, сели. Стали знакомиться. Оказалось, что это американские студенты-филологи, возвращаются из Египта, где отдыхали. Девушка, её звали Соня, более менее говорила по русски. Её коллега видимо был ленивый и русский язык изучал кое-как. Мне пришлось проявить свои познания в английском. В школе мы все учили иностранный, но как мы тоже знаем. В училище этот вопрос решался по - другому. Маленькая группа – 12 человек и четыре года. На четвёртом курсе я уже спокойно читал издаваемую в СССР на английском языке газету «Утренняя звезда». Сложнее было с техническим текстом. В итоге, моих познаний в английском, а Сониных в русском языках хватило что бы могли все беседовать. Ну, а какая беседа без водки. Я предложил «дринк рашен водки». Все согласились. В дорогу я водку переливаю в канистру – так удобнее. Достал канистру и набор дорожных рюмок. Разлили. Соня смотрит на стол – чем закусить. Я ей показываю на капусту, она машет головой - нет. Я её объясняю что это. Не понимает. Тогда я ей показываю – закрой глаза, рот открой. Согласилась. Только она выпила, я аккуратно положил ей в рот капусту. Сначала она вытаращила глаза, а потом взяла со стола банку с капустой и давай наворачивать в прикуску с картошкой – очень вкусно. По возвращении домой попросит маму приготовить это блюдо дома. Молодой человек запивал пивом. Когда мы пропустили по третье рюмке. Соня дала команду своему коллеге достать виски. Выпили по рюмке. Соня говорит – лучше водка. Продолжили и добили «зверя в берлоге» до конца. Так как в нашем купе было весело, то к нам пытались прорваться коллеги наших попутчиков из соседнего купе, но Соня дала им отпор.
В разговоре выяснилось, что мать Сони русская, поэтому она решила выучить русский язык. Беседа проходила интересно – я переводил Игорю Фёдоровичу, Соня – своему коллеге. Утром встали по раньше. Сели завтракать. Коллеге нашей дамы было не до еды – он тряс головой и ничего не понимал. Кое-как мы его растрясли Игорь Фёдорович предложил молодому человеку кружку кефира, которую он категорически отверг. Его наверное напугала упаковка нашего кефира. Всё-таки нам удалось его уговорить выпить кефир. Выпив, он протянул кружку ёщё за порцией – понравилось. В Петербурге я вышел на перрон проводить наших попутчиков. Прощаясь, я сказал Соне, что они ехали в купе с бывшим командиром советской атомной подводной лодки. То, что произошло потом, меня шокировало – Соня мгновенно стала серьёзной, прикрикнула на своих шумных коллег и отвесила мне земной поклон. Я опешил. Они помахали мне рукой и пошли. Об этом я рассказал Игорю Фёдоровичу, и мы помолчали.
Года два назад у нас проходил подготовку командир дизельной подводной лодки, который ходил с дружеским визитом в Англию. Он рассказал о приёме у королевы в честь гостей. На приёме при входе королевы все начали вставать. Вставать начал и наш командир, но его одёрнул английский коллега – по традиции королевского флота подводники при входе королевы не встают. Эти два примера показывают об отношении к людям, выполняющим государственные задачи. Про быт лучше не рассказывать. Почти 10 лет прокомандовав атомной подводной лодкой, я более четырёх лет ждал квартиру, в суде пришлось доказывать, что имею право на повышенную пенсию. Вот так и живём с надеждой на лучшее. По - моему в этом наша сила.
Моя служба в должности командира корабля тоже основывалась на надежде, но она так и осталась надеждой. В 1979 году как-то за рюмкой чая мой друг ПРОСКУРЯКОВ Николай Петрович сказал мне, что моя карьера остановится на должности командира корабля, так как у моей жены отец из поволжских немцев. Об этом он узнал из устного сообщения работника управления кадров ВМФ. Это касается национальностей – евреев, немцев, корейцев и поляков. Когда мне предлагали очередную должность я давал согласие, считая, что раз предлагают, значит, преграды больше нет. Но не тут-то было. Жена об этом не знала. Как-то вернувшись из очередной боевой службы, мы с женой ужинали. Только я опрокинул рюмку коньку, как услышал вопрос жены – «это правда, что из-за моего отца тебя не назначают на очередную должность?». На мой вопрос кто ей об этом сказал, ответа не получил. Потом она рассказала, что когда я был в море, она встретила моего сослуживца, который в разговоре предложил ей развестись со мной, дабы не мешать моей карьере. Кто это был – не знаю до сих пор. Вот такие бывают сослуживцы. В очередном отпуске жена рассказала своему отцу об этом. Нужно было видеть состояние этого человека. Приступая к этой работе, я попросил Николая Петровича вспомнить, что это был за документ. Привожу его ответ.
«О таком документе у меня никаких сведений нет. Во время инспекции МО в 1978 г. ещё на 26 дивизии представитель ГУКа попросил несколько личных дел командиров для проверки. Было в том числе и твоё. Когда смотрел твоё дело сказал, что в номенклатуру МО переводить нельзя из-за национальности жены».
Должность заместителя командира дивизии и выше, обучение в академии – это уже номенклатура министра обороны. Если ты по пятой графе не подходишь, то будь у тебя хоть семь пядей во лбу – дальше дорога закрыта. Я интересовался этим вопросом у других кадровиков - все подтверждали, но документа никто не видел, а указания были.
Вот так у нас работают с кадрами. Я не удивлюсь, если и сейчас существует этот элемент дискриминации военных кадров по национальному признаку. Я до сих пор не понимаю логики в этом вопросе – допустить офицера к документам особой важности, дать в его распоряжение атомную подводную лодку с ядерным оружием, но при этом запретить обучение в академии и не пускать дальше по служебной карьере – не понимаю! Ладно, эту остановку давно проехали.

В заключении несколько слов о наших друзьях. Я уже писал, что мы дружили с двумя семьями – ПРОСКУРЯКОВЫМИ и ВОРОВИНЫМИ . Жизнь, конечно, интересная штука. С Николаем Петровичем мы начинали службу лейтенантами на одной подводной лодке. Я был командиром минно-торпедной боевой части, он начальником химической службы. В 1975 году он был назначен начальником отделения кадров дивизии. До этого мы, конечно, общались, но чисто так по мере надобности. В 1977 году я вернулся с учёбы на классах и этого момента мы начали встречаться семьями. В итоге это переросло в настоящую дружбу. Иной раз удивлялись, почему нужно было семь лет ходить вокруг да около. Александра Сергеевича я знал по совместной службе в дивизии. Он старше на четыре года. Людмила Фёдоровна ПРОСКУРЯКОВА работала вместе с Татьяной ВОРОВИНОЙ и они дружили. В итоге получился вот такой конгломерат, который уже не распадётся до конца наших дней, несмотря на то, что живём далеко друг от друга – ВОРОВИНЫ в Новосибирске, ПРОСКУРЯКОВЫ в Краснодаре.

На этой новогодней фотографии 2006 года стоят слева внук Саша, сын Серёжа,
жена брата Лариса, брат Костя, я, сидит дочь Таня, внучка Тая, внучка Надя.
Брат приезжал в гости из Ангарска и, как, сибиряк получил должность деда мороза.

У дочери двое детей – Саша и Тая, у сына дочь – Надя. На фотографиях внизу я с внучками на 9 мая 2006 года, бабушка с внуками 1.01. 2007 года

В следующем году мы отметим с женой сорок пятую годовщину совместной жизни. Жили мы хорошо. На плечи жены легли все домашние заботы. Воспитанием детей большей частью занималась она. Работать её я не отпускал. Для меня главным было – крепкий тыл. Она это выдержала. За то, что она обеспечила спокойную, без семейных дрязг, службу мужа, за то, что жила в тяжёлых бытовых условиях, за то, что воспитала детей не бандитами и наркоманами, а нормальными людьми, за то, что в итоге получила букет тяжёлых болезней, за то, что у неё всего пять лет трудового стажа - государство отвалило ей «колоссальную» пенсию - в 2003 году она составила 673 рубля. При этом находятся люди, которые считают жён военнослужащих белоручками и бездельниками. Это второй момент, когда логика государства в отношении жён военнослужащих непонятна. Скажу честно, здесь хочется перейти на командно-матерный язык.
На этом я заканчиваю своё повествование. Я никогда не вёл дневниковых записей. Всё, что здесь написано, писалось без черновиков – главный черновик это память. И если тот или иной поступок, событие прошли через твоё сердце, ты его пережил, то никогда этого не забудешь. Сел за компьютер и написал. Я приношу извинения тем, кого ненароком обидел, но я высказываю своё мнение о том или ином событии или человеке. Каждый из нас это видит всё это со своей точки зрения.
Несколько слов командирам кораблей. Никогда не давайте своих подчинённых в обиду, защищайте их, накажите сами – потом всё это окупится сторицей. Не жалейте бездельников и неучей, остерегайтесь льстецов. По отношению к себе не терпите хамства и унижения со стороны вышестоящего начальника – честь превыше всего. Любое вмешательство старшего на борту в ваше командование кораблём – немедленно должно фиксироваться в вахтенном журнале корабля – так вы быстрее отвыкните от опеки и буде уверенно командовать.
И ПОСЛЕДНЕЕ. Как вы понимаете, здесь изложена далеко не вся жизнь, а маленький её отрывок.

БЛАГОДАРЮ ВСЕХ ЗА ВНИМАНИЕ

Двух мичманов, в том числе и меня, Д. К. Чулков пообещал отпустить на неделю раньше к своим женам и невестам при отличном прохождении практики. Но, так получилось, что мы оба попали на гауптвахту по причине первого знакомства с комендантом Балтийска. За неделю до окончания практики мы оба предстали перед командиром БПК «Образцовый» и напомнили о его обещании. Он усмехнулся и сказал: «Хоть Вы и провинились, но я обещал». Подписал наши временные отпускные, отметил командировочные, и мы уехали.

После окончания училища я по желанию был направлен командиром трюмной группы на БПК «Образцовый». Командиром корабля был капитан III ранга Д. К. Чулков.

Осенью 1967 года БПК «Образцовый» ушел на свою первую боевую службу в Средиземное море. За несколько месяцев до боевой службы у нас были постоянные учения, учебные и боевые тревоги, я понял, что Д. К. Чулков как командир, был требовательным, грамотным, но достаточно жестким. На корабле соблюдался строгий распорядок дня, неукоснительное выполнение корабельного плана, постоянные разборки результатов учений или как их называли «подведение итогов»

Мы были молодыми, бесшабашными и рискованными офицерами, любили женщин, выпить и поспать. Командир корабля имел привычку после подъема обходить каюты. За ним следовал старший помощник командира Егоров В. Г. с блокнотом и карандашом. Открывалась каюта, записывался заспанный офицер и к следующей каюте. После подъема флага - построение, объявлялся, как правило, арест с содержанием на гауптвахте. То же самое происходило, если кто из офицеров опаздывал с берега, хотя бы на минуту. Такие проверки проводились постоянно, последовательно и пунктуально. Это говорит о том, что командир корабля не терпел разгильдяйства и безответственности.

Первая боевая служба длилась три месяца. Джемс Константинович постоянно находился на ходовом мостике. Он плохо переносил качку и регулярно глотал какие-то таблетки. Нам казалось, что такие таблетки выдавали только командирам кораблей.

Наш командир брал на себя смелость идти в темное время суток с включенным палубным освещением, с открытыми иллюминаторами кают, говоря, что скрытность, при наличии современной разведки, этими мероприятиями не обеспечивается. Постоянные учения, учебные и боевые тревоги, запах пропотевшей формы в надетом сверху химкомплекте - это была наша жизнь, наши трудовые будни.

До начала боевой службы экипажу БПК «Образцовый» требовалось выполнить много задач, с предварительной тщательной подготовкой, приемкой и разбором, с проставлением оценки Штабом бригады или дивизии НК.

Вспоминается, как Джемс Константинович защищал личный состав экипажа БПК «Образцовый» перед командованием всех рангов, в том числе и Балтийского флота. «Образцовый» был флагманским кораблем бригады и к кораблю предъявлялись повышенные требования. Многие штабные флагманские офицеры стояли на довольствии, в частности - продовольственном. Чулков Д. К. в кают-компании при старшем начальнике в присутствии флагманских специалистов мог очень резко сказать: «Снять с довольствия флагманского офицера (называет фамилию), так как он необъективно оценивает действия экипажа при сдаче очередной поставленной перед кораблем задачи».

В конце 1967 года после окончания первой боевой службы БПК «Образцовый был поставлен на ремонт в Кронштадт. Первое, что сделал командир корабля, пригласил коменданта гарнизона в каюту, из которой глубоким вечером слышались гитара и песни. Гауптвахта Кронштадта была очень маленькая, но у «Образцового» не было проблем с местами как для матросов, так и для офицеров.

Вспоминаются и другие случаи боевой службы. Лично у меня произошла потеря матроса при проходе через Гибралтар. Джемс Константинович тогда командовал группой кораблей. Все были развернуты обратно. Мы сутки или двое бороздили квадраты Средиземного моря, но поиски результатов не дали. Меня, как командира трюмной группы, вызвали на разбор и расследование к Чулкову Д. К. Все вопросы он ставил четким, ровным голосом, без всяких окриков и срывов, к которым я напрасно готовился.

При очередном базировании в Балтийске вспоминаю случай. Служили на корабле матрос-москвич и матрос из Среднеазиатской республики. Однажды, москвич появился с синяком на лице и как выяснилось, его ударил азиат. Доложили командиру, он всех вызвал в командирскую каюту. Спросил: «В чем дело?». Матрос с акцентом ответил, что его обозвали «Чуркой». Командир попросил повторить, а потом сказал: «Правильно сделал, что врезал». И всех отпустил.

В одном из походов в Средиземном море параллельными галсами шли «Образцовый» и американский корабль, примерно такого же класса. Командиры вышли на мостики, американский командир показывает Джемсу жестом «мол, давай, кто кого!». Оба скрылись в ходовые рубки, корабли стали набирать ход. Мне посчастливилось быть на юте, свободным от вахты. Задрожали палубы кораблей. Долгое время корпуса шли вровень, а затем «Образцовый» начал обходить американца. Потом говорили, что Джемс предупредил ПЭЖ и попросил выжать из газовых турбин все возможное. Гонки с американским кораблем повторялись дважды. После первого обгона американский командир не поверил и попросил еще раз подтвердить большую скорость.

В Средиземном море БПК «Образцовый» длительное время днем и ночью следил за авианосцем ударной группы. Идет заправка американского авианосца траверсным способом с обоих бортов. Такого у нас не было. «Образцовый» подходил к американцам так близко, что мы видели лица матросов. Шли сигналы, чтобы мы держались на более дальнем расстоянии во избежание непредвиденных и опасных ситуаций. Все снималось на фотокамеры. После этого БПК «Образцовый» впервые произвел заправку топливом траверсным способом.

30 августа на 90- м году скоропостижно ушёл из жизни ветеран Великой Отечественной войны председатель совета ветеранов Краснознамённого Тихоокеанского флота капитан 1 ранга в отставке Л.А.АБРАМОВ. Он прожил долгую жизнь и прошёл славный путь гражданина, патриота, защитника своей Отчизны.

Лев Александрович родился 24 января 1927 года в Благовещенске в семье учителей. В 1943 году окончил 9 классов средней школы в селе Новокиевский Увал Мазановского района Амурской области. Летом 1943 года Мазановский РВК для нескольких десятков 16-летних подростков организовал месячные курсы допризывной подготовки, которые Лев Абрамов успешно прошел.

В июле 1943 года Мазановским РВК Амурской области он добровольно был направлен в город Владивосток для поступления на подготовительный курс Тихоокеанского высшего Военно-Морского училища. Во второй половине июля 1943 года он прибыл во Владивосток, во флотский экипаж на Первой Речке. Через несколько дней мандатной и медицинской комиссий всех зачисленных на «курс молодого бойца», буксиром забросили в бухту Миноносок на острове Русском, в школу оружия Учебного отряда Тихоокеанского флота.

2 Амурская бригада речных кораблей Краснознаменной Амурской военной флотилии приняла в войне с Японией — в Маньчжурской наступательной операции (9 - 20 августа 1945 года), в овладении городами Фуюань и Гайцзу, боях на реке Сунгари.

После окончания Тихоокеанского высшего военно-морского училища летом 1948 года лейтенант Абрамов Л.А. был назначен командиром первой башни главного калибра крейсера проекта 26-БИС «Лазарь Каганович» Тихоокеанского флота. Потом с отличием закончил Высшие специальные классы офицерского состава в Ленинграде, служил командиром дивизиона зенитного калибра крейсера «Орджоникидзе», командиром дивизиона главного калибра крейсера «Валерий Чкалов» Краснознаменного Балтийского флота.

Это именно его стараниями выстраивалась система ракетно-технического обеспечения на Тихоокеанском флоте. Были построены и оснащены базы на острове Русский, в заливе Владимир, в Советской Гавани и на Камчатке. В запас уволился в звании капитана 1 ранга. За безупречную службу награжден медалью "За боевые заслуги", юбилейными медалями.

24 октября 2008 года был избран председателем общественной организации Совета ветеранов Тихоокеанского флота. Будучи исключительно ответственным офице ром, вселял этот дух в военнослужащих от матросов до командиров.

За месяц похода корабль от Владивостока прошел более 3,5 тысяч морских, Ветераны побывали в городах Невельск, Корсаков, Южно-Сахалинск, на Курильских островах и на Камчатке. 2 марта 2015 года на торжественном собрании в администрации Владивостока Абрамову Льву Александровичу вручена юбилейная медаль "70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов."

Заслуги Льва Александровича отмечены орденами и медаля ми Отечества.
Лев Александрович оставил в наших сердцах добрую и светлую память.

Командование и совет ветеранов ТОФ

В один из редких погожих дней лета 1967 года в п. Гаджиево, что раскинулся на побережье б. Ягельная в Сайда-губе, у причалов собралось много народа. Люди стояли на окружающих бухту сопках, на подъездной дороге, на самих причалах. Ждали возвращения легендарной атомной подводной лодки К-19. В ту пору мне выпала честь быть ее командиром.

Накануне «Девятнадцатая» после продолжительной проверки всевозможными штабами (вплоть до Генерального) вышла в море на инспекторскую ракетную стрельбу. Стрельбу выполнили на «отлично». 12-я эскадра ПЛ Северного флота ликовала и вышла встречать победительницу всем составом и с оркестром.

На берегу уже знали: несмотря на то, что на учении, создававшем фон ракетной стрельбы, в самый ответственный момент «наносивший ракетный удар» штаб на какое-то время потерял управление, в результате чего на лодку не была передана необходимая информация, ГКП корабля принял правильные решения и «дотянулся» до цели в назначенный момент.

Не обошлось без курьеза. Когда до старта оставалось около минуты, главный посредник – престарелый капитан 1 ранга из Генштаба – достал конверт, вскрыл его и зачитал записанную на вложенном в него бланке вводную: «Доклад радиометриста: слабый сигнал самолетной РЛС прямо по корме» . Под стать этой вводной могла быть только такая, которая извещала бы о взрыве глубинной атомной бомбы в районе IV отсека (ракетного). Посреднику было наплевать на то, что ПЛ вот уже более получаса лежала на боевом курсе, погрузившись на стартовую глубину, исключавшую возможность приема из эфира какого-то либо электромагнитного излучения, тем более сантиметрового диапазона. Я поделился своими сомнениями с посредником – тот оказался неумолим. Стало ясно, что он не уступит, даже поняв, что Генштаб, продолжая страдать тяжелой формой нераспорядительности, подсунул ему для оглашения вводную, предназначенную еще той К-19, которая до модернизации четыре года тому назад могла стрелять только из надводного положения.

В таких случаях безоговорочно считается, что начальник всегда прав, и последовавший мой бредовый ответ полностью совпал с написанным в «секретке». Так или иначе, старт ракеты состоялся вовремя, и она попала в «кол». Вскоре ожидавшие лодку увидели, как, блеснув светло-серыми бортами, она втянула свое длинное тело в бухту, совершила изящный поворот и устремилась к причалу.

Легкость и стремительность лодке придавали ее непривычная и отличная от однотипных черных кораблей очень светлая окраска, а также легкий наклон вперед ограждения рубки.

Игнорируя, как всегда, предложенную ей помощь приставленных волей начальства рейдовых буксиров, лодка без труда ошвартовалась у второго причала с веста. Мне оставалось сойти на причал и доложить командиру эскадры контр-адмиралу В.Г.Кичеву о выполнении задачи…

Это был мой последний выход в море на К-19. В кармане уже лежало предписание следовать к новому месту службы и принять от промышленности под свое командование новейший ракетный подводный крейсер. Начиналось же все в далеком, еще военном году.

1944 год для меня, 13-летнего мальчишки, был знаменательным. В том году я вместе с матушкой и сестрой вернулся домой в Ленинград из эвакуации. В том же году предпринятая мною попытка поступить в создававшееся ленинградское Нахимовское военно-морское училище увенчалась успехом. Нахимовцем я стал по нескольким причинам. Во-первых, потому что маме одной было трудно поднимать нас двоих; во-вторых, потому что почти все вступительные экзамены были сданы на «отлично» и, в-третьих, потому что нахимовские училища по своему положению предназначались в первую очередь для обучения и воспитания детей военнослужащих, погибших на фронте. А мой отец, историограф штаба Балтфлота капитан 1 ранга Александр Семенович Ковалёв погиб 28 августа 1941 г. на штабном транспорте «Вирония» во время перехода кораблей флота из Таллина в Кронштадт. История сероглазого юнги Саши Ковалёва, ставшего подводником, затем, в расцвете своих сил, – видным военно-морским дипломатом, а затем – флотским историографом, еще ждет своего автора.

Мальчишкам-нахимовцам тогда здорово повезло, что в руководстве ВМФ нашелся умный человек (по-видимому, адмирал Л.М. Галлер), который рекомендовал направить в училище для организации учебно-воспитательной работы тех офицеров, которые сами прошли эту школу в юном возрасте. Нетрудно догадаться, кто оказался среди этих людей. Их образованность, культура, преданность флоту, выдержка не могли не отпечататься в наших молодых сердцах. Они первыми дали нам понять, что любовь к морю – это, прежде всего, ощущение свободы. Лишь потом это чувство дополняется уверенностью в себе и своем профессионализме, восприятием стихии как единого и в то же время многогранного художественного образа, проникновением в морские тайны, пониманием моря как пространства для своего самоутверждения.

Пять лет обучения в Нахимовском училище пролетели быстро. Учился я по-разному. Правда, в конце всегда удавалось наверстать упущенное. С каким-то упоением мы отдавались морскому делу: строили модели кораблей и шлюпку-«двойку», возились с катерными моторами, занимались такелажными работами. Но больше всего любили ходить на шлюпках. Мы выходили в Неву, на просторы Ладоги и Финского залива, ходили на веслах и под парусами. А по вечерам нас можно было видеть на Фонтанке, идущими на веслах под аккордеон. Сейчас в Нахимовском училище от этого ничего не осталось. Морское дело нахимовцам заменили хоровым пением…

По окончании Нахимовского училища почти вся наша 2-я рота строем перешла в ВВМУ им. М.В.Фрунзе. Здесь началось освоение профессии моряка. Здесь же все это и произошло.

Сначала нас было трое – Слава Расс, Юра Зеленцов и я. Мы сдружились еще в Нахимовском. Уже тогда, не имея полной информации, мы понимали, что за подводными лодками – большое будущее, и решили посвятить себя подводному плаванию. Готовились как могли. Создали кружок по изучению устройства ПЛ. Появились единомышленники. Когда в училищах перешли к подготовке узких специалистов, а не универсальных вахтенных офицеров, как это было раньше, мы с артиллерийского перешли на минно-торпедный факультет. А когда 1-е Балтийское ВВМУ было перепрофилировано для подготовки офицеров подводного плавания, мы в числе 16-ти таких же фанатиков добились перевода в это училище на последний, 4-й курс. Позже, показывая свой диплом, мы шутили, утверждая, что освоили весь курс училища за один год. В дипломе значилось: настоящий выдан такому-то в том, что он в 1952 г. поступил в 1-е Балтийское ВВМУ и в 1953 г. окончил полный курс названного училища.

Еще будучи курсантами училища им. М.В. Фрунзе, летом 1952 г. Слава, Юра и я попросили отправить нас на корабельную практику на ПЛ. Просьбу удовлетворили. Наше первое погружение осуществилось на легендарной ПЛ «Лембит» под командованием замечательного моряка-подводника А.Н. Киртока. Погружались для дифферентовки на Большом Кронштадтском рейде. Позже, тем же летом, ясной безветренной ночью, мы с Юрой участвовали в торпедной атаке М-285 под командованием А.И. Сорокина. Оба мы во время атаки находились на мостике и помогали командиру в использовании ночного прицела и таблиц стрельбы. Атака прошла успешно – находившийся на ЭМ-цели вице-адмирал Л.А. Владимирский выразил командиру лодки благодарность. Да всем и так было видно, как после залпа торпеды, высвечивая на поверхности моря два ярких пятна, скользнули к ЭМ и вскоре на миг осветили его борт в районе полубака и машины. Позже командира наградили именными часами, а нам с Юрой объявили «наше царское спасибо».

Нам такой практики показалось мало, и мы при благоволении училищного начальства вместо очередного отпуска отправились на СФ стажироваться на ПЛ. Поступок этот оказался столь неординарным, что по прибытии в Североморск мы столкнулись со стойким непониманием со стороны чиновников от флота. Лишь когда в дело вмешался НШ флота вице-адмирал Н.И. Шибаев, который даже нашел время отечески побеседовать с тремя стажерами, дело сдвинулось, и нас расписали по лодкам. Позже стажировка укрепила нас в ранее принятых решениях.

В начале 1950-х гг. началось стремительное строительство новых типов подводных лодок. Кадров не хватало, поэтому было решено в нашем училище произвести досрочный выпуск офицеров, назначив их на должности командиров групп средних ПЛ, чтобы уже через год, полностью подготовленными, продвинуть командирами БЧ на «новостройки». Осенью 1953 года я был произведен в лейтенанты флота и назначен командиром торпедной группы на одну из первых ПЛ проекта 613 на Балтийском море – С-154.

Моему становлению способствовало то, что офицерский коллектив лодки оказался на редкость профессионально подготовленным и доброжелательным. Командир ПЛ В.И. Сергеев сам взялся за подготовку молодых вахтенных офицеров. Имея за плечами военный опыт, он вскоре выучил нас так, что с полной ответственностью мог доверять нам управление лодкой как в надводном, так и в подводном положении. Через год на новую лодку – С-166 – я был назначен уже вполне подготовленным командиром минно-артиллерийской БЧ.

В те годы торпеды для выполнения практических торпедных стрельб готовили корабельные торпедные расчеты. Стреляли много. За два года службы на 4-м флоте (Южно-Балтийском) нашему расчету удалось приготовить и выстрелить более 20-ти различных торпед. Должен заметить, что примерно такое же количество торпед было выпущено с ПЛ, которыми я командовал позже в течении восьми лет. Все торпеды хорошо прошли свои дистанции – кроме одной, которая начала всплывать, не дойдя до цели, и ударила в левую мортиру гребного вала ЭМ, после чего затонула. Расследование показало, что при стрельбе была занижена дистанция залпа. А торпеду подняли водолазы.

Когда я учился на 4-м курсе, уделял много внимания изучению устройства и работе на ПУТС. Многие командиры не очень доверяли впервые появившимся на лодках приборам, как это бывает со всем новым. Однажды при выполнении зачетной торпедной стрельбы С-166 четырьмя торпедами, в конце атаки ее командир В.Б. Шмырин обнаружил, что упустил момент залпа для стрельбы прямоидущими торпедами (на жаргоне – пропустил «фи»). Запросив у меня, как работают ПУТС и получив доклад, что торпеды продолжают отслеживать цель, он скомандовал «Пли!» Когда «дым рассеялся», оказалось, что цель была накрыта веером из 4-х торпед так красиво, что флагман, наблюдавший их прохождение с борта корабля-цели, выразил командиру свою особую благодарность. Командир несказанно обрадовался, а я обрел в нем внимательного и усердного ученика.

После учебы на минных офицерских классах при 1-м Балтийском училище в 1956 г., где мы со штурманом Сашей Бурсевичем разработали и написали руководство по использованию ПУТС для решения задач тактической навигации, а также руководство по минным постановкам с ПЛ пр.613, я был назначен на СФ командиром БЧ-3 на одну из первых атомных подводных лодок проекта 627А – К-14.

Лодка была только что заложена на стапеле «Северного машиностроительного предприятия» в Северодвинске. Потекли однообразные дни учебы. Было приятно сознавать, что ты идешь в авангарде – вместе с людьми, прокладывавшими дорогу новому могучему подводному флоту страны. Но было и обидно, что из-за этого приходится на годы проститься с морем. Вскоре я стал помощником командира тоже строящейся К-27 проекта 645.

Это был особенный корабль. Его необычность заключалась в уникальности конструкции ядерной ЭУ. Под руководством академика А.И. Лейпунского для АПЛ был разработан реактор на промежуточных нейтронах, тепловыделяющие элементы которого омывались не водой, а разогретым жидким сплавом висмута со свинцом. Постройка и приемка корабля от промышленности превратилась в один большой непрекращающийся эксперимент.

Команда успела не только пройти курс обучения в 16-м Учебном центре в Обнинске, но и принять активное участие в ликвидации аварии ядерного реактора на действующем стенде учебного комплекса. Выполняя свои обязанности, мы, входившие в аварийные группы, в ходе ликвидации двух аварий были переоблучены. Определить величину полученных доз радиации не представилось возможным, так как имевшиеся в ту пору специальные приборы не позволяли точно измерять уровень альфа-активности, характерной для эксплуатируемого реактора, а обычные радиометры начинали реагировать тогда, когда допустимые нормы уже превышены. До сих пор государственные чиновники без стыда уклоняются от включения фактических ликвидаторов – личный состав аварийных подразделений К-27, ликвидировавших в 1959 г. две аварии на АЭУ в Обнинске, в число ветеранов подразделений особого риска. А ведь у нас были потери: после аварий трюмного машиниста Бровцина списали по инвалидности, а командира дивизиона движения Кондратьева признали больным с диагнозом «лучевая болезнь 3-й степени».

Командир К-27 капитан 2 ранга И.И.Гуляев, вникая в результаты работы и настроение своего помощника, понял, что было бы полезно для всех, если бы меня отправили служить на уже плавающие корабли. Своими размышлениями он поделился с зам. командующего флотом вице-адмиралом А.И. Петелиным. Вскоре было принято решение о моем назначении старшим помощником командира атомного ракетоносца К-40. На «Сороковой» я прослужил всего один год. Мою работу на этом корабле его командир В.Л. Березовский оценил как хорошую. В 1964 г., закончив обучение на командирском факультете ВСОК ВМФ по специальности «командир ПЛ», я становлюсь старшим помощником командира К-19.

О «Девятнадцатой» нужно сказать особо. Это был первый атомный подводный ракетоносец советского флота. Ее первый командир капитан 2 ранга Н.В. Затеев в 1959 г. принял лодку от промышленности и ввел ее в состав сил СФ. Лодка приступила к решению поставленных ей задач, преуспела в их выполнении, но уже в 1961 г., во время учения потерпела аварию ядерного реактора с тяжелыми последствиями – гибелью личного состава. Корабль вывели в ремонт, экипаж отправили на лечение. Одновременно было принято решение лодку модернизировать, установив на ней новые ракетный и навигационный комплексы. По окончании лечения Н.В. Затеев на корабль не вернулся, командиром назначили В.А. Ваганова.

С Владимиром Александровичем я познакомился еще летом 1952 г., когда, будучи курсантом, посетил М-90, где он был помощником командира. А в 1954 г. судьба свела нас на С-154. И вот новая встреча. В.А. Ваганов с воодушевлением принялся за подготовку нового командира, заявив что-то вроде «Теперь начнем ладить из щенка капитана». Сначала он негласно передал свои обязанности по связи, тем самым, сблизив меня с управляющим штабом и научив работать с документами. Я почувствовал себя увереннее. После этого он помог на практике вникнуть в суть стрельбы баллистическими ракетами с ПЛ по наземному объекту. Стрельба ракетами мне понравилась настолько, что она уже сопровождала меня до самого завершения военной службы. Я практически освоил управление ПЛ при стрельбе ракетами и торпедами, научился контролировать работу штурмана при обычном плавании и при стрельбе, безошибочно осуществлял связь с берегом и взаимодействующими силами. А работать с людьми я уже умел. Время от времени Ваганов проверял, до какого уровня поднялась командирская подготовка его старпома.

Однажды по возвращении с моря он приказал мне швартоваться самостоятельно. Дело было в б. Малая Лопатка, не очень удобной для такого маневра. Швартовка прошла без замечаний. После швартовки командир, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Неужели мотоцикл способен так развить глазомер, чувство инерции и скорости изменения направления?

С 1956 г. я был заядлым мотоциклистом, а Володя просто не знал, что швартовке меня уже раньше учили такие асы как В.Л. Березовский и Ф.А. Митрофанов. Став командиром, я никогда не имел проблем со швартовкой, причем никогда не пользовался помощью рейдовых буксиров, но эту швартовку всегда вспоминал как классическую и так и не смог ее повторить. После нее мой командир «отлучил» себя и от швартовок.

В другой раз лодка выполняла ракетную стрельбу (вообще, стреляла она много). Руководил ею находившийся на борту НШ флота вице-адмирал Г.М. Егоров, которому Ваганов доложил, что эту стрельбу будет выполнять старпом. Стрельба получила отличную оценку. Когда настало время Ваганову следовать на учебу в Академию, он просто записал своей рукой в вахтенный журнал, что сдал корабль мне, расписался и убыл в Ленинград. Для меня наступили иные времена.

Теперь ответственность за экипаж, за корабль, за качество решаемых им задач легла на мои плечи. Мне же всегда везло, повезло и на этот раз. Моей «пришлифовкой» как командира к «организму» дивизии занялся ее командир Владимир Семенович Шаповалов. В сжатые сроки он сумел обучить искусству принимать и претворять в жизнь принятые решения, штабной культуре, умению грамотно докладывать свое мнение и решения, умению готовить и составлять отчеты. Повезло мне и с соединением ПЛ, в котором я был удостоен чести стать одним из командиров. В то время командирами лодок, входивших в состав 31-й дивизии, были известные далеко за пределами СФ Владимир Журба, Юрий Илларионов, Вадим Коробов, Геннадий Кошкин, Фридрих Крючков, Лев Матушкин, Валентин Панченков, Юрий Перегудов, Владимир Симаков. НШ дивизии был Виктор Владимирович Юшков, а заместителем командира – Борис Иванович Громов.

Все эти люди не оказались безучастными в моей командирской судьбе. Одни (по долгу службы) учили меня премудростям флотской службы, другие по-товарищески делились своим богатым опытом. Так, Володя Журба научил меня всплывать «по-американски» – это когда лодка с дифферентом на корму «вылетает» на поверхность на хорошем ходу с открытыми клапанами вентиляции ЦГБ, а потом, по мере отхода дифферента на нос, поочередно их закрывает от носа к корме, и дальше плывет на «пузырях». Поневоле иногда приходилось пользоваться этим приемом.

С большим уважением мы все относились к флагманскому механику дивизии Михаилу Александровичу Суетенко. Его службе удавалось беспрерывно поддерживать высокий уровень инженерно-технического обеспечения кораблей. Мастерами своего дела были и другие флагманские специалисты дивизии – такие как А.Волин, Г.Масалов, В.Кубланов и другие.

Впоследствии 31-я дивизия неоднократно завоевывала почетные звания и отмечалась как передовое соединение ВМФ. Из года в год дивизии присуждался приз ГК ВМФ по огневой и тактической подготовке (за лучшую стрельбу БР по наземным объектам). В конце концов приз был оставлен в соединении навсегда.

«Девятнадцатая» стала для меня и домом и школой. В те годы она много стреляла ракетами, участвовала в различных учениях, ее непременно «заказывали» для совместной работы противолодочники, поскольку среди атомных лодок она была единственной, не оснащенной противогидролокационным покрытием. Ее часто привлекали к участию в различных НИР.

В 1966 г. на 41 сутки К-19 выходила на боевое патрулирование в Северный Ледовитый океан, а потом долго стояла в боевом дежурстве в Ара-губе. На выходе мы совместно со старшим штурманом А.И. Палитаевым и командиром ракетной БЧ В.Н. Архиповым разработали правила маневрирования атомной ракетной ПЛ в районе боевых действий, которые позднее вошли в состав руководящих документов. Высококлассные профессионалы Палитаев и Архипов задавали на корабле тон, превратив его в храм, где все поклонялось ракетному грому.

Участвуя в ракетных стрельбах по плану боевой подготовки, в испытательных стрельбах, в контрольно-серийных испытаниях, «Девятнадцатая» непременно выполняла их с высокой оценкой. Накопив опыт стрельб, мы сумели выявить систематическое отклонение ракет по дальности, рассчитать и добиться принятия поправки в установочное время интегратора, что в конце концов повысило эффективность ракетных стрельб. Предложенная еще В.А. Вагановым идея резервного (бесприборного) способа стрельбы с использованием азимутально-стадиметрической сетки была успешно завершена нами и внедрена в практику.

В феврале 1967 г. за успешное освоение новой техники меня наградили орденом Красной Звезды и представили к назначению командиром нового строившегося атомного ракетного подводного крейсера. Это была моя воля и рекомендация вице-адмирала А.И. Петелина. Александр Иванович знал всю предысторию моего становления командиром и обоснованно предполагал, что командование кораблем являлось смыслом моей службы. Я стал подводником по призванию, а ракетный подводный крейсер мог быть только венцом подводного плавания. Но прежде чем отправиться к новому месту службы, я вышел на инспекторскую стрельбу. И вот…

Подойдя к командиру эскадры, я доложил о выполнении поставленной задачи. Контр-адмирал В.Г. Кичев тепло поприветствовал экипаж К-19, поздравил с отличным выполнением ракетной стрельбы и приказал, как это делалось во время войны, приподнести победителям жареного поросенка. Позже «Девятнадцатая» за эту стрельбу была удостоена приза ГК ВМФ, а я награжден именным цейссовским биноклем.

Дорога к мостику РПКСН пролегла через обучение в учебном центре в Палдиски. И вот уже в декабре 1968 г. К-207 вышел на испытания в Белое море. Подводники тогда еще не знали, что они плавают на крейсере, но догадывались, а корабль по-прежнему по чьей-то воле назывался ПЛ, несмотря на свое крейсерское водоизмещение. Это был шестой корабль проекта 667А. Предстояли совмещенные испытания, потому что проводить раздельно заводские и государственные уже не было времени. Трудному испытанию в осенне-зимних условиях плавания подверглись и люди. В ходе испытаний на крейсере не оказалось второго человека, допущенного к управлению им, поэтому спать мне приходилось только на якорной стоянке или когда мы лежали в дрейфе. А случалось это не часто.

К 29 декабря мы выполнили программу испытаний, а 30-го уже был подписан приемный акт. На устранение выявленных в ходе испытаний недостатков ушло еще полгода.

Здесь необходимо заметить, что наша пресловутая военная промышленность тех лет, выполняя заказы флота, могла работать неизмеримо лучше, если бы прислушивалась к замечаниям моряков плавсостава, а не к сидевшим в высоких кабинетах, и если бы она на первое место ставила интересы общества, а не узковедомственные. Сравните с нашей авиацией: она занимала и занимает (за исключением компьютеризации) первые места на всей планете. Но там присутствует институт летчиков-испытателей, и за ними – последнее слово. Военное кораблестроение, олицетворяющее потенциал страны, ничего похожего не имело. Оно создавало свои заказы, не испытывая никакой конкуренции, его поддерживали никогда не конфликтовавшие с ним, а подчас и подкармливаемые им высокие флотские заказчики. Оно сбывало флоту корабли, уступавшие по своим ТТЭ кораблям вероятного противника. И ничего нельзя было поделать.

Такое мнение возникло у меня еще на заре службы, когда я впервые вышел в море из Кронштадта на английской ПЛ «Лембит», а из Либавы – на немецкой лодке XXI серии (1936 и 1944 гг. постройки соответственно), а потом сравнил их с отечественной лодкой пр. 613 постройки 1954 года. Плохо дело обстояло у нас и с шумностью, а на первых атомных лодках – отвратительно. Но других кораблей не было, а оборону надо было крепить. Поэтому выходили в море и делали все, чтобы противостоять противнику.

Подводные крейсеры долго в базе не задерживались. С приходом в родную 31-ю дивизию в Сайда-губу К-207 выгрузил строительный лес (для нужд политотдела) и мой мотоцикл, лихо вписавшийся в зарезервированную для космической системы «Касатка» шахту.

Я продолжал ездить на мотоцикле, будучи уже капитаном 1 ранга. Однажды встретивший меня восседавшим на «Урале» командующий флотилией поинтересовался, удобно ли мне ездить на мотоцикле в таком звании. Я ответил, что, конечно, неудобно, поскольку витой шнур, украшавший в те времена фуражки только адмиралов и капитанов 1 ранга, нельзя опустить по прямому его назначению – т.е. чтобы он удерживал головной убор при езде. Через некоторое время командование пожаловало мне право на покупку автомобиля «Волга», что было принято с благодарностью. В другой раз мотоцикл способствовал удержанию высокой боевой готовности флота. А было так.

Крейсер пополнял запасы перед походом. Тыл флотилии выделил для буксировки на причал оставшихся непогруженными двух торпед санитарный «рафик». Случилось несчастье – с лесов упал строитель. «Рафик» уехал с потерпевшим и больше не вернулся. Погрузка торпед срывалась, а на носу маячила проверка корабля штабом флота. Я принял решение закончить погрузку своими силами, сел на мотоцикл и уехал на торпедный комплекс. Северный флот шестидесятых видел, как в Полярном лодки, уходившие в поход, часто загружались разной амуницией и провизией с подвод, запряженных лохматыми сивками, но чтобы торпеды возил мотоцикл… Такого еще не было!

Поочередно, одну за другой, я не спеша прибуксировал тележки с торпедами на причал, а минный офицер благополучно загрузил торпеды в I отсек. Когда я первый раз выехал из-за горы с торпедой на буксире, попавшиеся навстречу моряки остолбенели с раскрытыми ртами – такими они оставались и во второй мой рейс. Мне даже показалось, что среди них я заметил кого-то из нашего начальства…

С приходом подводного крейсера в родную базу начались дни необходимого и напряженного воинского труда вперемежку с днями ничем не оправданного отвлечения военных моряков на хозработы вместо предназначенного для этого, но всегда бездельничавшего личного состава тыла флотилии и работников военторга. Так воспитывалась любовь к морю.

Вскоре ГК ВМФ адмирал флота Советского Союза С.Г. Горшков провел в Гаджиево учение по теме «Кумжа» – своего рода корабельный салон, только с приглашением на него одних адмиралов, которых к тому времени стало больше, чем во всех флотах NATO. Я представлял РПКСН. Свой корабль я знал, поэтому докладывал, глядя в глаза слушателей. После доклада я провел Главкома и всю его свиту по кораблю, показал его помещения, оружие, устройства, приборы и механизмы, продемонстрировал работу на командирском пульте вычислительного комплекса «Туча», ответил на вопросы.

Учением Главком остался доволен и мне, в числе других командиров – участников салона, был пожалован именной цейссовский бинокль (второй по счету).

Моряки крейсера стремились в море на боевую службу, но их ждало еще одно испытание: было приказано до выхода в Атлантику провести глубоководное погружение на предельную глубину. Такую глубину нашли в 90 милях к S-E от о. Медвежий. На крейсер дополнительно установили две не проверенные в деле всплывающие спасательные камеры, которые, якобы, способны спасти экипаж (100 чел.), если с кораблем на глубине случится что-нибудь нехорошее. Тренировок по спасению людей этими камерами даже не планировали. Судпром лез из кожи вон, чтобы в 1969 г. закончить все испытания пр.667А. В море на глубоководные испытания нас вышло около двухсот человек.

Испытания прошли на редкость слаженно. Способствовало этому то, что руководивший испытаниями вице-адмирал А.И. Петелин отказался от плана, разработанного штабом флота, предусмотрел потерю связи с крейсером при погружении и предоставил его командиру свободу действий. 1-го октября 1969 г. совершилось первое в истории российского подводного плавания погружение серийного подводного корабля на глубину 400 м (1312 футов по старым меркам).

Во время погружения осуществлялся приборный контроль за величинами напряжений и деформаций в конструкциях прочного корпуса корабля. Научный руководитель испытаний поинтересовался, знаю ли я, какое суммарное давление испытывает корпус корабля на достигнутой глубине. Я не знал. «Около двух миллионов тонн» – ответил конструктор. Ни я, ни кто-либо другой из участников погружения не могли представить себе, что это такое. Кроме приборного контроля был применен и наглядный, механический. Пара нижних концов «подвешенных» на прочном корпусе ракетных шахт как бы стягивалась к диаметрали стальной струной, к середине которой крепили груз. Когда же мы погрузились на заданную глубину, груз провис на полфута. Иными словами, нижние концы шахт сошлись не менее чем на полдюйма. Когда же мы всплыли, струна не вернулась в первоначальное состояние – то ли она вытянулась, то ли в корпусе возникла остаточная деформация.

За все это мне и старшему инженер-механику Коле Давиденко Главкомом был пожалован «рупь серебром» или по 50 рублей того периода. Видимо, бинокли кончились.

А позже начались суровые будни. Экипажи выходили на боевое патрулирование не менее одного раза в год. В межпоходовых паузах экипажи на непродолжительных выходах подтверждали свою боеспособность, участвовали в учениях, испытаниях и выполняли не свойственные им и характерные для нашего флота ненавистные хозяйственные работы. В 1971 г., в один из таких периодов, К-207 выполнил на «отлично» стрельбу двумя ракетами. Стрельба завершала транспортные испытания ракет, то есть производилась ракетами, которые погрузили на корабль еще в 1969 г., они постоянно здесь находились и обслуживались корабельным расчетом. За эту стрельбу крейсер был удостоен приза ГК ВМФ, а командиру… Нет, бинокли не кончились. Мне вручили третий цейссовский бинокль, но уже не именной, без бирки – по-видимому, кончились бирки.

На выходах в Атлантику, да и при плавании в родном Баренцевом море нашим подводникам частенько досаждали подлодки «супостата», которые следили за нами. Чтобы обнаружить следящего и оторваться от преследования, еще будучи командиром К-19, я использовал нештатный прием, позволявший незаметно втянуть противника в погоню, после чего он терял нас. В дальнейшем мы уклонялись, уходя на рабочую глубину.

Почему-то доклад об этом маневре по возвращении в базу вызывал ужас у начПО флотилии. Часто этот маневр давал положительный результат, и тогда мы его отложили в запас на случай войны. В мирное время нужно использовать приемы, «прописанные» в руководящих документах. Это приучает противника к неправильной оценке наших действий уже во время боевых столкновений, когда вы явите на свет еще не использованные нетабельные заготовки. О том, что прием удался, мы судили по тому, что преследовавшая нас лодка больше не обнаруживалась, а в районе обязательно появлялся патрульный самолет –очевидно, для восстановления контакта.

Истину, мне кажется, мы найдем если покопаемся в хрониках Пентагона. Повышенная шумность советских ПЛ и робкие потуги конструкторов судпрома по ее снижению отрицательно влияли на боевую службу подводников. А это продолжалось долго. Уже будучи преподавателем на классах, я тяготился невозможностью предложить слушателям более-менее приличную рекомендацию по уклонению от обнаружения противником, который слышит тебя задолго до того, как ты его услышишь. Все это наводило на мысль, что, создав ядерное оружие, руководство страны успокоилось и лишь раздувало щеки, наращивая количество вооружения, но слабо заботясь о.его качестве и благополучии обслуживавших его людей. Зато были и рабочие места, и липовые отчеты. Подтверждение сказанному раскрывается и в следующем эпизоде.

Направлявшийся после «автономки» на межпоходовый ремонт в другую базу К-207 предупреждался с берега о возможных провокациях со стороны надводных кораблей вероятного противника. Ему подтвердили право применять обычное оружие на самооборону. Встал вопрос: а как это сделать? На крейсере всего четыре ТА, заряженных торпедами, не пригодными для стрельбы по НК в сложившихся условиях. Правда, в отсеке на стеллажах лежали торпеды, как раз предназначенные для стрельбы по НК. Но перегрузить их в аппараты по-штатному не представлялось возможным, а сделать это по-другому – небезопасно. К общей радости, все обошлось.

Когда крейсер вернулся в базу, в отчете о походе я предложил серьезно продумать загрузку торпед, обратив внимание на его неспособность противостоять атакующим его НК в разных условиях. Реакции не последовало. Когда после очередного похода я повторил свое предложение по загрузке торпед, высокий чин из штаба флота буквально заявил: «Чего ты кипятишься? Войны не будет». Самое интересное, что командир дивизии не возразил штабному.

Подумалось, что волынка с шумностью из той же оперы. А еще подумалось, что подводное плавание заканчивается на подводных кораблях, и карабкаться дальше вверх, чтобы там заняться политикой – не резон. В NATO же в то время приняли на вооружение универсальную торпеду.

Когда зрение мое стало ухудшаться и глохнуть левое ухо (последствие акустической травмы во время артстрельбы на ПЛ в 1955 г.), передо мной возник выбор: продолжать двигаться по лестнице, подучившись на Академических курсах, или уйти в тишь преподавательской работы на Высшие офицерские классы. Выбрал второе – к явному неудовольствию командующего флотом.

Пятнадцать лет преподавательской работы пролетели как один день. Я делал все, что делали мои коллеги. Еще мне удалось написать учебник, по которому учатся и сегодня. Курс, который я вел на классах, явился осмыслением того, чем я занимался, плавая на подводных кораблях. Старался и на суше оставаться подводником. Награды не обошли меня.

Самыми существенными из них считаю высказывание в 1967 г. разгоряченного очередной пьянкой моряков К-19 командира 31-й дивизии командиру лодки в такой форме: «Вы только и умеете, что стрелять ракетами!» , а также реакцию командующего флотом адмирала Г.М. Егорова на заявление одного из офицеров штаба флота о том, что К-207 в 1972 г. не выполнял учебных задач по преодолению противодействия противолодочных сил, и по сему не может быть допущен к боевому патрулированию. Он тогда только спросил: «А вы хотя бы раз поймали Ковалева?» . А еще – реакцию американских конгрессменов на четко налаженную патрульную службу мирного времени советских ракетных подводных крейсеров, которые потребовали от своего президента в 1972 г. убрать русских из Атлантики, после чего стороны начали договариваться о ядерном разоружении.

Несколько слов о моих товарищах. Помощник командира большой ПЛ старший лейтенант Ростислав Петрович Расе погиб в 1957 г. на выходе в Баренцево море. Похоронен в Полярном. С ветераном холодной войны капитаном 1 ранга Юрием Ивановичем Зеленцовым, командиром К-219, я вместе заканчивал службу на 31-й дивизии ПЛ. Позже он служил в ВМА, ныне в отставке, но продолжает плавать под парусами.

В настоящее время, ознакомившись с не очень богатой литературой о русском подводном плавании, пришел к выводу о необходимости найти побольше материала об этом неординарном явлении Российского государства и рассказать о нем соотечественникам. Ищу в архивах и библиотеках, но надеюсь получить основную информацию, общаясь с непосредственными участниками событий.

Капитан 1 ранга в запасе. Ветеран холодной войны на море.

Родился 18 июля 1931 года в г. Москве в семье кадрового военнослужащего. С 1932 по 1939 год проживал в Токио с родителями и сестрой. Отец, Александр Семёнович, в этот период был военно-морским атташе при полпредстве СССР в Японии.

Воспитанник Ленинградского Нахимовского ВМУ (1944 - 1949); курсант ВВМУ им. М.В. Фрунзе, гор. Ленинград (1949 - 1952); курсант 1-го Балтийского ВВМУ, гор. Калининград (1952 - 1953); командир торпедной группы БЧ-3 «С-154» пр.613 4-го ВМФ, гор. Лиепая (1953 - 1954); командир командир БЧ-2-3 «С-166» пр.613 4-го ВМФ, гор. Лиепая (1954 - 1955); слушатель ВСОК ВМФ при 1-м Балтийском ВВМУ подводного плавания, гор. Калининград (1955 - 09.1956); командир БЧ-3 «К-14» пр.627а СФ (09.1956 - 07.1958); помощник командира «К-27» пр.645 СФ (07.1958 - 12.1962); старший помощник командира «К-40» пр.658 СФ (12.1962 - 1963); слушатель ВСОК ВМФ гор. Ленинград (1963 - 1964); старший помощник командира «К-19» пр.658м СФ (07.1964 - 09.1965); командир «К-19» СФ (09.1965 - 1967); командир «К-207» пр.667а КСФ (1967 - 09.1973); старший преподаватель кафедры Боевого применения ракетного и артиллерийского оружия ВСОК ВМФ г. Ленинград (09.1973 - 02.1989)

После ухода в запас с февраля 1989 года работал инженером кафедры ВСОК ВМФ, зам. директора лаборатории Института морских технологий РАН, главным энергетиком АО «Нефтебаза Ручьи».

В 1987 году написал учебник «Боевое применение баллистических ракет с подводных лодок», а в 1989 году (в соавторстве с преподавателями кафедры) - «Боевое применение крылатых ракет с подводных лодок». Самостоятельно и в соавторстве выполнил 11 НИР.

После выхода на пенсию работал инженером на своей кафедре, затем главным энергетиком на нефтебазе «Ручьи». В настоящее время старший научный сотрудник СПБ ГУП «Музей истории подводных сил России имени А.И. Маринеско». Живёт в Санкт-Петербурге.

Награжден орденом «Красная Звезда», 12 государственными юбилейными и ведомственными медалями.

В течение всей своей жизни Э.А. Ковалёв увлекался историей отечественного боевого подводного плавания. Результаты его исследовательской деятельности за последние 25 лет воплотились в созданных им книгах:

– «Рыцари глубин» (хроника зари Российского подплава), издана в 2004 году.

– «Короли подплава в море червонных валетов» (хроника начального периода советского подплава), издана в 2006 году.

В должности командира «К-19» выполнил один выход на боевое патрулирование. В 1967 году «К-19» удостоена приза ГК ВМФ за ракетную стрельбу. В должность командира РПКСН пр.667а выполнил четыре выхода на боевое патрулирование (три - на «К-207» и один - на «К-253») и один - в должности командира тактической группы (на «К-415»). В 1971 году «К-207» удостоен приза ГК ВМФ за ракетную стрельбу. 1 октября 1969 года впервые в истории Российского подводного плавания ракетный подводный крейсер под его командованием погрузился на глубину 400 метров. В 1974 и 1988 гг. дважды исполнял должность начальника кафедры Боевого применения ракетного и артиллерийского оружия (в течение почти двух лет).